— Как это? — пискнул Корин, внезапно почувствовав тошнотворный вихрь в желудке. Он даже испугался, что он сейчас отрыгнет мокрую непереваренную погадку.

— Неужели ты сам не видишь? — вкрадчиво спросил Стрига.

— Что я должен видеть?

— Хагсмир реален, Корин. Мы с тобой оба жили в нем. Мы оба выстояли и выжили в двух разных видах этого хагсмира. Я — во Дворе Дракона, а ты — в каньонах, вместе со своей матерью Нирой. Ты ведь помнишь те времена, Корин?

— Как я могу их забыть?

В то время Корин был юным невинным птенцом, мечтавшим стать таким, каким его хотела видеть мать. Он не догадывался о ее лжи, не видел всей глубины ее маниакальной злобы, не представлял, как далеко она готова зайти. А потом Нира попыталась заставить его убить своего лучшего друга, а когда он отказался, сама убила несчастного Филиппа.

Стрига перелетел на ветку, где сидел Корин, и приблизил свое лицо к его лицу. Заглянув в блестящие черные глаза Корина, он увидел в них свое отражение и зашептал:

— Разве ты не видишь? У нас с тобой есть нечто общее. Между нами есть связь, какой нет между другими совами, — голос его стал хриплым, наполнившись новой силой. — Когда я жил в своем хагсмире, мне было видение — видение о грядущем общем хагсмире! Но мы можем обрести глаумору, если будем готовы. Мне было дано выстоять и выжить, дабы я смог рассказать миру о своем прозрении. Но ты, Корин, ты ведь тоже прошел через все это! Кто еще, кроме нас с тобой, знает, что такое хагсмир? Посмотри на меня, Корин — когда-то мое оперение было таким густым и длинным, что заполнило бы все это дупло и свесилось бы вниз через отверстие. И вот я стою перед тобой — голый, почти полностью очистившийся. И при этом я могу летать и летаю без всех излишеств, суетных безделок и побрякушек, которыми некогда столь бездумно наслаждался. Но оперение было лишь началом моих излишеств…

Искорка света, похожая на огонек свечи, зажглась в темных глазах Корина.

— У нас есть нечто общее, не правда ли? — с жаром проговорил он, и Стрига молча кивнул.

Молодой король вспомнил о своем хагсмире — суровом пустынном краю, прорезанном глубокими каньонами. Там не было ни лугов, ни деревьев, но никакая суровость земли не могла сравниться с жестокостью его собственной матери, с ее безумным желанием вырастить его столь же свирепым и безжалостным, как она сама. У Стриги тоже был свой хагсмир — великолепный дворец, в котором совы были отягощены столь роскошным оперением, что не могли летать. Эти глупые совы становились безразличны ко всему, кроме собственных удовольствий. Говорят, они даже считали свой дворец глауморой. Таковы были все совы Двора Дракона, кроме одной — кроме той, что отныне звалась Стригой. Каждый раз, когда Корин задумывался об этом, он невольно поражался силе духа этой совы. Если Корин бежал от суровой жестокости бесприютных каньонов, то Стрига добровольно отказался от немыслимой роскоши и всевозможных удовольствий. Как такое возможно? Нет, к словам этой совы нужно относиться серьезно. Стрига не понаслышке знает о том, что такое излишества!

— Расскажи мне, Корин! — вдруг попросил Стрига. Куда подевались жар, настойчивость и волнение, звучавшие в его голосе всего несколько мгновений тому назад? Теперь он говорил лениво, спокойно и почти небрежно. — Расскажи мне об угле.

— Вот оно, нашел! — проухал Сумрак.

— Наконец-то! — перевела дух Гильфи. — Лететь за ним, Копуша?

— Сначала давай посмотрим, откуда оно идет.

Вот уже десять ночей подряд стая проводила в юго-восточной части Темного леса исследования для проекта Отулиссы. При помощи маркированных перышек они прослеживали истоки трудноуловимых вспомогательных воздушных течений, которые, по гипотезе Отулиссы, были связаны с Рекой ветра. До сих пор им не удалось установить ничего существенного. Гильфи и Сумрак летели над самой землей, не сводя глаз с едва заметных пуховых перьев, медленно круживших в нескольких дюймах над травой. Одно из перьев было отмечено зеленым ярлычком.

— Ну вот, — вздохнула Гильфи. — Это перышко мы выпустили три ночи тому назад на широте сорок три градуса к северу и сто Двадцать градусов к западу. — За последние несколько лет Гильфи, считавшаяся лучшим навигатором во всей истории Великого Древа, существенно расширила свои научные познания. Относительно недавно она нашла способ с еще большей точностью определять географическое местоположение предметов. Изучая разрозненные документы в библиотеке Дворца туманов, Гильфи наткнулась на описание небольшого прибора под названием хронометр, позволявшего измерять время, и немедленно загорелась идеей создания такого инструмента. И вновь, как уже не раз бывало в эпоху Великого процветания, торговка Мэгз оказала неоценимую помощь делу науки. Она не только отыскала несколько важнейших деталей для будущего хронометра в своей сокровищнице, находившейся в развалинах часовни в лесу Серебристой мглы, но и преданно обшарила более отдаленные руины, оставшиеся от эпохи Других. Бубо выковал недостающие мелкие детали и, наконец, были готовы настоящие часы, пусть и совсем маленькие.

Что и говорить, с тех пор как Корин достал уголь Хуула, совы Великого Древа добились огромного прогресса во всех сторонах жизни. В этом заключалась часть волшебного воздействия угля. Однако нельзя было забывать о том, что таинственная сила угля могла быть как благословением, так и проклятием, ибо сам по себе он не был ни добрым, ни злым.

Сумрак и Гильфи опустились на землю рядом с все еще кружащимся в воздухе пером. Гильфи откинула крышечку маленького хронометра, который всегда носила с собой, и произвела быстрые подсчеты.

— Ну вот, отлично! Думаю, это очень интересные данные! — торжествующе воскликнула Гильфи. — Давай поскорее вернемся к Сорену и Копуше.

— Уху! — прогудел Сумрак, вскидывая коготь в небо. — Приз наш!

Они договорились, что тот, кто сделает первое важное открытие, получит на ужин желудок следующей земляной белки. Желудок считался вкуснейшей частью этого редкого грызуна, поэтому неудивительно, что именно его назначили призом. В эту ночь Сорен и Копуша облетали другую часть Темного леса, более известную под названием «котловина».

— Я их нигде не вижу, — воскликнул Сумрак.

— Я тоже, — отозвалась Гильфи. В тот же миг на вершине высокого кедра появился Сорен.

— Быстро, летите за мной! — приказал он, слетая вниз. — Я вас еще издалека услышал.

Лицо его было мрачным.

— Говори сразу, вы нашли маркированные перья? — спросил Сумрак. — Потому что если да, то придется порвать желудок пополам.

— Забудь о перьях. Летите за мной, — бросил Сорен, делая резкий разворот с креном. Ночь выдалась облачной, луна до сих пор была в фазе роста и тонким серебряным когтем царапала темное небо. Повернув голову, Сорен быстро сказал Сумраку и Гильфи: — Мы полетим очень высоко, а потом резко снизимся. Делаем тайный нырок.

Тайный нырок? Гильфи и Сумрак переглянулись. Этот маневр обычно использовался в бою, а не во время научной экспедиции! Значит, Сорен хочет показать им нечто очень серьезное. Не давая никаких других пояснений, Сорен крутой спиралью взмыл в небо, а через несколько мигнут начал снижаться.