Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Чикаго жила американка французского происхождения, довольно эксцентричная особа, которая всю свою жизнь занималась фотографией, никому и никогда не показывая снимки. Ей и в голову не приходило демонстрировать свои работы на выставках, к тому же у нее часто не хватало денег, чтобы отпечатать их. В результате она так и не смогла увидеть бóльшую часть своих фотографий, хотя, видимо, сознавала, что Бог наделил ее талантом. Так отчего же она не пыталась жить на доходы от своего искусства? Вместо этого Вивиан, ходившая в унылых мешковатых платьях и неизменной старенькой шляпке, всю жизнь проработала гувернанткой. Дети, которых она опекала, долго не могли ее забыть. Особенно хорошо им помнился висевший у нее на шее фотоаппарат, с которым она никогда не расставалась. Но никто не подозревал, каким зорким и верным был ее глаз. В результате полупомешанная старуха умерла в нищете, оставив после себя тысячи снимков, чья стоимость теперь, после их обнаружения, возрастает с каждым днем. Перед смертью она попала в больницу, и с тех пор уже не могла платить за ячейку, где хранила плоды своего многолетнего творчества, поэтому коробки с фотографиями и негативами были выставлены на аукцион. Один молодой человек, снимавший фильм о Чикаго 1960-х годов, купил их буквально за гроши. Он набрал имя фотографа в поисковике Google, но ответа так и не получил. Зато когда он создал в Интернете сайт и разместил там снимки неизвестной женщины, то получил сотни восторженных отзывов. Работы Вивиан Майер никого не оставляли равнодушным.
Несколько месяцев спустя он снова набрал ее имя в поисковике, и на сей раз ему попалось объявление о ее смерти. Двое людей – родные братья – организовывали похороны своей бывшей няни. Молодой режиссер созвонился с ними и таким образом узнал, что эта женщина – гениальный фотограф, чьи снимки он приобрел, – бóльшую часть жизни проработала в качестве baby-sitter.
Вот потрясающий пример почти тайной жизни художника. Вивиан Майер не нуждалась в славе, она не желала показывать свои работы другим. Зато сегодня ее фотографии обошли весь мир, ее считают одним из самых великих фотографов двадцатого века. Эти снимки потрясают особым взглядом на сценки повседневной жизни, такое ви́дение свойственно только ей одной. Но ошеломляющая посмертная известность Вивиан Майер прочно связана с невероятной историей ее жизни, они неотделимы одна от другой.
* * *
Для Дельфины сравнение Вивиан Майер с Пиком было вполне объяснимо. Ведь речь шла о простом бретонском владельце пиццерии, который точно так же, втайне от окружающих, создал великое произведение. И при этом никогда не пытался его опубликовать. Разумеется, это обстоятельство всех сильно заинтриговало. Дельфина засыпала вопросами своего возлюбленного: «Как по-твоему, в какие моменты он писал? О чем думал при этом? Почему так никому и не показал свою книгу?» И Фредерик пытался отвечать ей с точки зрения романиста, стремящегося определить психологию некоего персонажа.
7
Мадлен рассказала им, что каждое утро Пик уходил в ресторан очень рано. Так, может, пока подходило тесто, он как раз и писал? А когда являлась жена, прятал пишущую машинку. Таким образом, никто не мог заподозрить, чем он занимается. Ведь у каждого человека есть свой тайный, заповедный сад. Для него этим садом было сочинительство. Исходя из этого, продолжал Фредерик, он и не пытался опубликовать роман, у него не было никакого желания посвящать в свои секретные дела посторонних. Зная историю библиотеки отвергнутых рукописей, он прямо туда и отдал свою рукопись. Но Дельфине не давал покоя один вопрос: почему он подписал роман своей фамилией? Ведь его в любое время могли обнаружить на полке и увидеть имя автора. Между этой подпольной жизнью и риском разоблачения была какая-то неувязка. Хотя… возможно, Пик был уверен, что никто не станет раскапывать эти завалы в глубине библиотеки. Это ведь как бутылка с письмом, брошенная в море. Написать книгу и где-то оставить ее… Кто знает, может, в один прекрасный день ее и обнаружат.
Дельфину мучил еще один вопрос: Магали объяснила ей, что авторы обязаны лично приносить свои рукописи. Не странно ли, что человек, так упорно хранивший свою тайну, подчинился этому требованию? Может, он был знаком с Гурвеком, ведь они прожили рядом больше пятидесяти лет. И если да, то какие отношения их связывали? А может, библиотекари обязаны хранить профессиональную тайну подобно врачам, предположил Фредерик. Или же Анри Пик просто буркнул, выложив на стол свой роман: «Жан-Пьер, я надеюсь, ты не проболтаешься, когда придешь ко мне на пиццу…» Конечно, для тайного литературного гения звучит не слишком изысканно, но вполне могло быть и так.
Дельфина и Фредерик с большим удовольствием перебирали всевозможные гипотезы, пытаясь раскрыть романтическую подоплеку этого романа. Внезапно автора «Ванны» посетило озарение:
– А что, если мне описать эту историю – все перипетии нашего открытия?
– Ну конечно, прекрасная мысль!
– Я мог бы назвать ее «Рукопись, найденная в Крозоне».
– Да, это удачная параллель[15].
– Или, например, так: «Библиотека отвергнутых рукописей». Тебе нравится?
– Еще того лучше! – одобрила Дельфина. – И вообще, меня устроит любое название, лишь бы ты опубликовал эту книгу в моем издательстве, а не в «Галлимаре».
8
Тем вечером хваленый роман был на устах у всех обитателей дома Десперо. Фабьенн находила его очень личным: «Он все-таки кажется автобиографическим, да и действие происходит в наших краях…» Дельфина же старалась не думать об интимной стороне романа. Она очень надеялась, что и Мадлен ничего такого не заподозрит, иначе, не дай бог, вдова запретит его публикацию. Когда-нибудь, позже, у них еще будет время покопаться в жизни Пика и определить, есть ли в книге какие-то личные мотивы. Поразмыслив, молодая издательница решила рассматривать замечание матери как поощрение; если книга нравится, всегда стремишься узнать побольше: что́ в ней подлинно, что́ автор пережил на самом деле? Литература гораздо чаще, чем другие, изобразительные виды искусства, возбуждает в людях нездоровое любопытство – жадный поиск «интима». Леонардо да Винчи, в отличие от Гюстава Флобера с его Эммой, никогда не мог бы сказать: «Джоконда – это я!»
Конечно, сейчас еще рано было предвосхищать события, однако Дельфина уже понимала, что читатели неизбежно будут копаться в личной жизни Анри Пика. От такой книги можно ожидать любых сюрпризов, она это чувствовала, хотя и не могла уверенно прогнозировать ее судьбу. Случается, издателя, убежденного в том, что он нашел будущий бестселлер, постигает полный крах, но бывает и наоборот: книга, от которой ничего особенного не ждали, вызывает настоящий фурор. Сейчас Дельфине предстояло главное – добиться от вдовы Пика согласия на публикацию. Фредерик, смеха ради, величал ее ПИКовой дамой, однако Дельфине было не до веселья, она-то понимала серьезность ситуации. Фредерик пытался ее успокоить:
