– Пушкин почти неизвестен во Франции, – заметила Дельфина.

– Это ужасно – такая бессмысленная гибель…

Фабьенн собралась было порассуждать о русском поэте и его агонии, но Дельфина прервала мать: ей хотелось поговорить об авторе романа. Она думала о нем всю ночь. Кто мог написать такую книгу, не выдав себя?

Отыскать следы таинственного писателя оказалось совсем нетрудно. Набрав имя в Интернете, Фредерик наткнулся на траурное объявление: Анри Пик умер два года назад. Значит, он уже никогда не узнает, что его книга нашла таких восторженных читателей, а в их числе и издательницу.

«Нужно разыскать его родных», – решила Дельфина. В справочнике значились имена жены и дочери Пика. Его вдова жила в Крозоне, адрес был указан в том же справочнике. Словом, расследование оказалось несложным.

3

Мадлен Пик недавно исполнилось восемьдесят лет; после смерти мужа она жила одна. Супруги владели пиццерией более сорока лет. Анри стоял у плиты, она обслуживала посетителей. И вся их жизнь была подчинена ритму работы в этом заведении. Выход на пенсию стал для супругов подлинным несчастьем. Но старость брала свое, силы убывали. Вдобавок Анри перенес инфаркт.

Ему поневоле пришлось продать пиццерию. Иногда он возвращался туда – уже как обычный посетитель. Он признался Мадлен, что в такие моменты чувствует себя разведенным мужем, который следит за бывшей женой с ее новым супругом. В последние месяцы жизни он совсем помрачнел, от всего отрешился, ничто его больше не интересовало. Мадлен, которая всегда была более общительной и жизнелюбивой, могла только беспомощно наблюдать за надвигавшейся трагедией. Анри Пик умер в своей постели, через несколько дней после того, как долго бродил под дождем, – трудно сказать, было ли это формой самоубийства, замаскированного под неосторожность. На смертном ложе он выглядел умиротворенным.

Теперь Мадлен проводила почти все время в одиночестве, но при этом никогда не скучала. Иногда занималась вышиванием, – прежде она находила это занятие нелепым, но со временем пристрастилась. Вот и теперь она делала последние стежки на салфетке, как вдруг позвонили в дверь.

Мадлен отворила, не спросив, кто там, чем удивила Фредерика. Видимо, в этих краях не ведали страха перед злоумышленниками.

– Здравствуйте! Извините за беспокойство… Вы мадам Пик?

– Ну да, вроде как бы и я.

– А вашего мужа звали Анри Пик?

– Ну да, так его и звали, пока был жив.

– А я Дельфина Десперо. Не знаю, может, вы знакомы с моими родителями? Они живут в Морга.

– Ну, может, и знакома. У нас в пиццерии столько всякого народу перебывало. Но твоя фамилия мне что-то говорит. Ты, случайно, не та девочка с косичками, что ездила на красном велосипеде?

– …

Дельфина прямо онемела: как эта старая женщина могла запомнить такие подробности? И ведь все верно. На какой-то миг она даже перевоплотилась в ту девчонку с косичками, гонявшую на красном велике.

Они вошли в гостиную. Тишину нарушало только громкое тиканье стенных часов, бесцеремонно напоминавших о себе. Мадлен, видимо, так привыкла к нему, что уже и не замечала: эти щелчки, отмечавшие секунду за секундой, стали для нее обыденным звуковым фоном. Многочисленные безделушки, расставленные по всей комнате, придавали ей сходство с магазинчиком бретонских сувениров – в этом доме все дышало Бретанью, и только ею, – хозяева явно не признавали путешествий в другие края. Когда Дельфина спросила у старухи, бывала ли она в Париже, ответ прозвучал неожиданно хлестко:

– Да уж, как-то разок съездила. Это ад кромешный! Народу уйма, суета, вонь. А уж эта хваленая Эйфелева башня… и с чего из-за нее такой переполох, понять не могу.

– …

– Выпьете чего-нибудь? – предложила Мадлен.

– Да, спасибо, с удовольствием.

– Что вам налить?

– О, что хотите, – ответила Дельфина: она уже поняла, что лучше не раздражать хозяйку дома. Та вышла, оставив молодых людей в гостиной. Они недоуменно переглянулись.

Мадлен скоро вернулась, неся две чашки чая с карамельным ароматом.

Фредерик из вежливости выпил чай, хотя больше всего на свете ненавидел запах карамели. Ему было неуютно, душно, даже слегка страшновато в этом доме – так и чудилось, что здесь произошли какие-то ужасные события. И тут он заметил на каминной полке фотографию – портрет мрачного человека с пышными усами торчком.

– Это ваш муж? – вполголоса спросил он.

– Да. Мне очень нравится этот снимок. Здесь он выглядит таким счастливым. Даже улыбается, хотя такое бывало нечасто. Анри не любил выставлять напоказ свои чувства.

Эта последняя реплика могла бы послужить вполне конкретной иллюстрацией к теории относительности: молодые люди не усмотрели на снимке даже намека на улыбку или на выражение счастья. Напротив, взгляд Анри на портрете был исполнен глубокой меланхолии. Однако Мадлен продолжала расписывать радость жизни, которой, по ее мнению, дышало лицо покойного мужа.

Дельфина намеренно не прерывала хозяйку дома. Пускай сначала выговорится, расскажет о жизни, о муже, а уж потом они раскроют цель их визита.

И Мадлен принялась описывать работу мужа, вспоминая, как Анри проводил в пиццерии долгие часы, чтобы все приготовить к открытию. Хотя, вообще-то, и сказать особо нечего, призналась она под конец. Жизнь пролетела как во сне – была и нету. Мадлен говорила спокойно, даже отрешенно, но вдруг ее охватило волнение: она осознала, что никому еще не рассказывала о муже. С тех пор как Анри умер, он исчез из разговоров, из повседневной жизни, а может, даже из памяти окружающих. И Мадлен пустилась в откровения, что ей было совсем не свойственно; она даже не задавалась вопросом, почему эти молодые незнакомцы, сидящие в ее гостиной, так внимательно слушают рассказ о покойном. Когда что-то доставляет людям удовольствие, они принимают это как должное и редко доискиваются причины. Мало-помалу из воспоминаний Мадлен вырисовывался образ скромного, замкнутого человека, прожившего на редкость честную трудовую жизнь.

Наконец Дельфина улучила момент, чтобы вставить словцо и ускорить ход беседы:

– А были у него какие-нибудь увлечения?

– ?..

– Ну, например, вы не видели в пиццерии пишущую машинку?

– Что-о-о? Пишущую машинку?

– Да, машинку.

– Нет, никогда.

– А читать он любил? – спросила Дельфина.

– Кто, Анри? – усмехнулась Мадлен. – Нет, я никогда не видела его с книжкой в руках. Да он и вообще ничего не читал, кроме телепрограммы.

Лица гостей выражали смешанные чувства, от испуга до возбуждения. Удивленная их молчанием, Мадлен неожиданно добавила:

– Стойте-ка, я кое-что вспомнила. Когда мы продали пиццерию, нам пришлось потратить много дней на разборку всего, что скопилось в помещении за долгие годы. И знаете, я нашла в подвале картонную коробку, набитую книгами.