говорю загадками, и может сложиться впечатление, словно я пытаюсь вас запутать. Да, мой путь до Алулима был длинен. Иногда мне кажется, что этот путь занял не одну тысячу лет. Но в дороге я кое-что посмотрел, узнал о жизни многих людей. Вы, наверное, ничего не знаете о том, как живут за пределами столицы. Впрочем, я когда-то тоже не знал, что происходит за пределами родного кишлака. И вот, явившись к вам, я вижу все эти величественные здания, машины, свет чуть ли не на каждом шагу – это ли не дар Спасителя? Что если это Его воля коснулась рук тех, кто создавал всю эту красоту? Или нет. Быть может, Спаситель лишь открыл нам дорогу и, как понимающий отец, предоставил нас самих себе, но не переставал наблюдать? В своём путешествии я понял главное: истина не может быть однобока, она складывается из самых разных граней, а не диктуется указом одного человека.

Наступила тишина: все обдумывали услышанное. Затем старый аптекарь воодушевлённо потряс над головой скрюченным пальцем.

– Вот уже сорок годков я каждую неделю прихожу в храм, и всё меня пытаются вести как слепого барана. И меня уже порядком утомили субчики, считающие себя непогрешимыми. Проходимец, фокусник, шарлатан – плевать! – этому человеку, как по мне, веры больше.

Он обратился к вжавшемуся в трибуну жрецу и неодобрительно покачал головой:

– А ещё святоши! Стыдно должно быть!

Гул в храме вновь начал нарастать.

– Вот именно, стыдно! – громко провозгласил мясник. – Вы и есть самые что ни на есть настоящие шарлатаны! Вруны!

Вслед его словам посыпались смешки, завывания и неприкрытые оскорбления. Куова понимал, что, если это не прекратить вовремя, дело может дойти до рукоприкладства. Если только стражи порядка не подоспеют раньше. Он взглянул на тревожную кнопку по левую руку от жандарма.

Артахшасса колебался. Куова перехватил его взгляд поверх толпы. Пожалуй, если в храме и был по-настоящему благочестивый человек, то никто иной, как этот молодой жандарм. Но, всю жизнь стремясь поступать правильно, сейчас он, похоже, не знал, какое решение будет верным.

– Добрые люди, прошу вас, – незначительно повысил голос, но добавив в него умиротворяющие нотки, произнёс Куова. Прихожане умолкли. – Мы приходим в храм за ответами, а не ради оскорблений.

Он воспользовался привычными словами, которые ожидаешь услышать в храме, но в то же время ни к чему не обязывающими, а потому не вызывающими отторжения. И вот ему доверяют уже малость больше, нежели крикливому жрецу.

– Вы не должны думать, будто я смогу провести вас за руку к ответу. Ответы в каждом из вас, стоит лишь прислушаться. Но… вы сомневаетесь. Как посмел я заявить, что Спаситель – такой же простой человек, как и мы с вами?

Он пожал плечами и неловко улыбнулся.

– В нашем кишлаке за такое бы изгнали.

Раскатистый смех. Беззлобной шуткой Куова подкрепил свой тезис всеобщего равенства, показал, что над ним можно посмеяться точно так же, как всего несколько минут потешались над жрецом, разбрасывающимся заумными фразами. Более того, он позволил усомниться в своей правоте, но с тем лишь расчётом, чтобы слушающий сам решил, что любые сомнения тут – беспочвенны и даже несправедливы.

– Пожалуй, я действительно бродяга, и поручиться за меня некому, а уж за мои слова – тем более. Так обратимся же к священным истокам истории! Когда мир накрыла собою тьма и начала терзать его, князья и пастухи с одинаковым рвением бежали из городов, надеясь спастись. В пещерах и подземельях дворцов цари, звездочёты и горшечники одинаково стояли на коленях и напевали одинаковые молитвы, ожидая конца.

Он дружески дотронулся до плеча стоявшего рядом мужчины, заглянул в глаза застывшей поодаль пожилой женщине, сдержанно кивнул двум недоумевающим в толпе солдатам. Он был как будто одним из них – звездочёт среди ткачей и кузнецов, плотник среди царей и жрецов.

– Но Спаситель не отвернулся от человечества, не позволил себе убежать, едва завидев гибельный лик, – продолжал Куова. – И своей жертвой он поставил себя в один ряд с простыми людьми и – того больше – уравнял в праве продолжать жить и слуг, и царей…

Куова резко умолк и взглянул на Артахшассу. Он видел понимание на его лице и хотел, чтобы тот сам завершил его мысль.

– Но это значит, – почти прошептал Артахшасса, широко распахнув глаза, – что все люди равны как братья.

Прихожане ответили одобрительным гомоном.

– Так что, парень? – нетерпеливо спросил мясник. – Кому нам верить?

– Да как можно вообще такое спрашивать?! – потеряв самообладание, вскричал Абрихель. – В стенах храма Спасителя лишь слово первосвященника и верных ему непогрешимо!

Колдун намеревался зацепиться за казавшуюся надёжной догму и вернуть себе инициативу. Однако лишь ускорил ход событий.

Артахшасса обернулся к колдуну и вновь вытянулся, поднял подбородок и расправил плечи.

– В стенах храма Спасителя… непогрешимы лишь… – Он нервно сглотнул. – Лишь заветы Спасителя.

По всему залу и до самых дальних уголков храма раскатилась волна аплодисментов. Столь неуместная выходка разозлила служителей, но они уже ничего не могли поделать. Люди держались от проявления агрессии, но выкриками и хлопками явно давали понять, что более не намерены их слушать. Кто-то уже начинал расходиться, им не терпелось сообщить друзьям и соседям вести о небывалом.

Куова смотрел сквозь мельтешащие фигуры, как искривилось лицо жреца-проповедника. Спотыкаясь и подбирая на ходу полы роскошной рясы, он под насмешки прихожан засеменил прочь из храма.

Куова видел налившиеся злобой глаза колдуна, уставившиеся на растерянного Артахшассу. Потом развернулся и пошёл вслед за жрецом.

Что дальше?

Произошедшее в Храме Спасителя точно не останется без ответа.

Прежде чем выйти за дверь, Абрихель обернулся к Куове. Его глаза едва не пылали от гнева.

«Я задел его самолюбие, и теперь он не остановится, пока не добьётся возмездия. Мне придётся быть настороже».

Куова оглянулся и увидел Гольяса, изо всех сил пытавшегося собраться с мыслями. Иона скакал рядом и то и дело дёргал отца за рукав, даже не думая скрывать неописуемый восторг от увиденного.

– Что… что ты сделал с этими людьми, Калех? – ошеломлённо спросил Гольяс.

– Я показал им простую и понятную идею.

Глава III

Начались преобразования.

Никогда ранее Куова не имел проблем с законом. Он наблюдал за вынесением приговоров, несколько раз был судией – внутренние дела Круга порой требовали вмешательства верховного мага. Но никогда ему не приходилось быть в роли судимого: на запястьях не защёлкивались металлические браслеты, на спину не опускался жезл жандарма, чужой голос не выносил решение.

Однако не обошлось без приятных