Гость, и больше ничего".

Помню всё, как это было: мрак – декабрь – ненастье выло -

Гас очаг мой – так уныло падал отблеск от него…

Не светало… Что за муки! Не могла мне глубь науки

Дать забвенье о разлуке с девой сердца моего, -

О Леноре, взятой в Небо прочь из дома моего, -

Не оставив ничего…

Шелест шёлка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах -

Чуткой, жуткой, странной дрожью проникал меня всего;

И, смиряя страх минутный, я шепнул в тревоге смутной:

"То стучится бесприютный гость у входа моего -

Поздний путник там стучится у порога моего -

Гость, и больше ничего".

Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,

Восклицая: "Вы простите – я промедлил оттого,

Что дремал в унылой скуке – и проснулся лишь при стуке,

При неясном, лёгком звуке у порога моего". -

И широко распахнул я дверь жилища моего -

Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая

В ощущеньях, человеку незнакомых до того;

Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,

И единственное слово чуть прорезало его -

Зов: "Ленора…" – Только эхо повторило мне его -

Эхо, больше ничего…

И, смущённый непонятно, я лишь шаг ступил обратно -

Снова стук – уже слышнее, чем звучал он до того.

Я промолвил: "Что дрожу я? Ветер ставни рвёт, бушуя, -

Наконец-то разрешу я, в чём здесь скрыто волшебство -

Это ставень, это буря: весь секрет и волшебство -

Вихрь, и больше ничего".

Я толкнул окно, и рама поддалась, и плавно, прямо

Вышел статный, древний Ворон – старой сказки божество;

Без поклона, смело, гордо, он прошёл легко и твёрдо, -

Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего

И вверху, на бюст Паллады, у порога моего

Сел – и больше ничего.

Оглядев его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо

Улыбнулся я, – так важен был и вид его, и взор:

"Ты без рыцарского знака – смотришь рыцарем, однако,

Сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатёр!

Как зовут тебя в том царстве, где стоит Её шатёр?"

Каркнул Ворон: "Nevermore".

Изумился я сначала: слово ясно прозвучало,

Как удар, – но что за имя "Никогда"? И до сих пор

Был ли смертный в мире целом, в чьём жилище опустелом

Над дверьми, на бюсте белом, словно призрак древних пор,

Сел бы важный, мрачный, хмурый, чёрный Ворон древних пор

И назвался "Nevermore"?

Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,

Точно в нём излил всю душу, вновь замкнул её затвор.

Он сидел легко и статно – и шепнул я еле внятно:

"Завтра утром невозвратно улетит он на простор -

Как друзья – как все надежды, улетит он на простор…"

Каркнул Ворон: "Nevermore".

Содрогнулся я при этом, поражён таким ответом,

И сказал ему: "Наверно, господин твой с давних пор

Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока

И отчаялся глубоко и, судьбе своей в укор,

Затвердил, как песню скорби, этот горестный укор -

Этот возглас: "Nevermore…"

И, вперяя взор пытливый, я с улыбкою тоскливой

Опустился тихо в кресла, дал мечте своей простор

И на бархатные складки я поник, ища разгадки, -

Что сказал он, мрачный, гадкий, гордый Ворон древних пор, -

Что хотел сказать зловещий, хмурый Ворон древних пор

Этим скорбным: "Nevermore…"

Я сидел, объятый думой, неподвижный и угрюмый,

И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор;

Мысль одна сменялась новой, – в креслах замер я суровый,

А на бархат их лиловый лампа свет лила в упор, -

Ах, на бархат их лиловый, озарённый так в упор,

Ей не сесть уж – nevermore!

Чу!… провеяли незримо, словно крылья серафима -

Звон кадила – благовонья – шелест ног о мой ковёр:

"Это Небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья,

Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор!

Дай! – я выпью, и Ленору позабуду с этих пор!"

Каркнул Ворон: "Nevermore".

"Адский дух иль тварь земная, – произнёс я, замирая, -

Ты – пророк. И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор

Занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый,

В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, -

Говори: пройдёт ли рана, что нанёс его топор?"

Каркнул Ворон: "Nevermore".

"Адский дух иль тварь земная, – повторил я, замирая, -

Ты – пророк. Во имя Неба, – говори: превыше гор,

Там, где Рай наш легендарный, – там найду ль я, благодарный,

Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, -

Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?"

Каркнул Ворон: "Nevermore".

"Если так, то вон, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись ты" -

Гневно крикнул я, вставая: "Этот чёрный твой убор

Для меня в моей кручине стал эмблемой лжи отныне, -

Дай мне снова быть в пустыне! Прочь! Верни душе простор!

Не терзай, не рви мне сердца, прочь, умчися на простор!"