Если он уедет с Анной, с кем же останется Рошель?

— Я в них смыслю не больше твоего, — сказал Анна.

— Но ты, во всяком случае, знаешь все про щебенку.

— Я всего лишь ее продаю. И поверь, ровным счетом ничего в этом не смыслю. Не обязательно разбираться в том, чем торгуешь.

— Но если мы оба уедем... — замялся Анжель.

— Да брось ты, она найдет себе других ухажеров.

— А разве ты в нее не влюблен? — удивился Анжель.

У него как-то непривычно запрыгало в груди. Он задержал дыхание, пытаясь справиться с сердцебиением, но оно не утихало.

— Рошель, конечно, очень красивая, — сказал Анна. — Только надо же чем-то жертвовать.

— В таком случае почему ты не хочешь ехать? — снова спросил Анжель.

— Тоска одному. Вот если бы ты поехал со мной, мы бы нашли чем заняться. А ты никак не можешь? Может, ты из-за нее?

— Да нет, что ты! — сказал Анжель.

Было очень больно, но ничто внутри не оборвалось.

— А что, если мы предложим ее Корнелиусу в качестве секретарши? — придумал Анна.

— Хорошая мысль, — сказал Анжель. — Я поговорю об этом с Корнелиусом, когда буду спрашивать про работу для себя.

— Так ты решился ехать? — спросил Анна.

— Не могу же я тебя бросить.

— Ну прекрасно, старина, — сказал Анна. — Мы весело проведем время. Звони Корнелиусу.

Анжель сел на место Анны и снял трубку.

— Значит, мы выясняем, может ли поехать Рошель и согласны ли они взять на работу меня?

— Валяй, — сказал Анна. — В конце концов, можно обойтись и без жертв.

...Подобное решение было принято в результате горячего спора; небезынтересно узнать точку зрения каждого из его участников.

Жорж Конъо, «Дотации на конфессиональное воспитание», «Пансе» № 3, апрель-июнь 1945

1

Профессор Жуйживьом[14]некоторое время смотрел на витрину, не в силах оторвать взгляд от яркого блика, рассеянно оброненного опаловой лампочкой на полированной поверхности деревянного двенадцатилопастного винта. Сердце профессора радостно ерзало в груди и в конце концов до того распрыгалось, что задело восемнадцатую пару временных плечевых нервов. Тогда Жуйживьом открыл дверь и вошел. В лавке приятно пахло свежим распилом. По углам валялись различной формы и стоимости куски бальзового дерева, гемлока и гикори; в витринах красовались шарикоподшипники, летательные приспособления и просто круглые безымянные предметы, которые торговец именовал колесами на том лишь основании, что посередине у них имелась дырка.

— Добрый день, господин профессор, — сказал торговец. Он хорошо знал Жуйживьома.

— Прекрасные новости, господин Крюк, — ответил профессор. — Я только что прикончил трех своих клиентов и наконец-то могу снова засесть за работу.

— Невероятно! — отозвался Крюк. — Главное — не упустить случая.

— Медицина — великолепное средство, чтобы разогнать тоску; но с авиамоделированием она ни в какое сравнение не идет.

— И не говорите, — подхватил Крюк. — Я тоже пару дней назад испробовал ваш способ. Хорошо пошло.

— То ли еще будет! — сказал Жуйживьом. — А вы видели новый итальянский моторчик?

— Нет, не довелось. Каков же он из себя?

— Устрашающий! — сказал Жуйживьом. — Можно саможивьомсжеваться.

— Ха-ха-ха! Ну, вы кого хочешь уморите, профессор.

— Так-то оно так, да с зажиганием проблемы.

Глаза Крюка растянулись в ширину, отчего веки поползли вниз. Он положил ладони на прилавок и, тяжело дыша, склонился к профессору:

— Да что вы?

— Точно говорю, — Жуйживьом произнес это внятно, вкрадчиво и сладко, что исключало даже мысль о невозможности.

— И вы видели его своими глазами?

— Он у меня дома. И даже работает.

— Откуда он у вас?

— Из Италии знакомый прислал, Альфредо Жабес[15].

— Вы мне его покажете? — спросил Крюк с надеждой в голосе, и его грушеподобные щеки совсем опали.

— Как вам сказать... — замялся Жуйживьом. — Посмотрим... — он засунул пальцы за воротник лютикового цвета рубашки, откуда торчала цилиндроконической формы шея. — Мне нужна фурнитура.

— Берите все, что вам нужно и сколько нужно, — с готовностью предложил Крюк. — Платить не надо. И сейчас же идем к вам.

— Согласен, — сказал Жуйживьом.

Он набрал побольше воздуха в легкие и решительно направился в глубь магазина, напевая военный марш. Крюк проводил его глазами. Он готов был отдать все содержимое лавки.

2

— Неслыханно!.. — выдохнул Крюк.

Мотор только что остановился. Жуйживьом потеребил штифт и крутанул пропеллер, пытаясь снова привести его в движение. С третьего захода он наконец завертелся, да так внезапно, что Жуйживьом не успел отдернуть руку. Профессор взвыл и запрыгал на месте. Крюк сменил его и тоже принялся запускать мотор. На этот раз он завелся с полоборота. В крошечном резервуаре для горючего пузырился воздух, сочащийся через клапан; ниточка пузырьков была похожа на слизь улитки. Через два специальных отверстия тонкой струйкой вливалось масло.

Жуйживьом снова приблизился к мотору; от винта на него пахнуло отработанными газами. Он взялся за рукоятку поршня, чтобы отрегулировать давление, и сразу же обжег пальцы. Профессор судорожно затряс рукой и засунул всю пятерню себе в рот.

— Елки-моталки! — заорал он, но, к счастью, сквозь пальцы трудно было разобрать, что он кричит.

Крюк как завороженный следил за вращением винта, и от этого глаза его тоже совершали в орбитах вращательное движение. Центробежная сила сносила хрусталики от центра к краю, в результате чего Крюк видел только испод собственных век. Пришлось отказаться от этой затеи. Массивный стол, к которому был привинчен миниатюрный алюминиевый картер, ходил ходуном, сотрясая всю комнату.

— Работает!.. — неистово завопил Крюк.

Он отскочил от стола, подхватил Жуйживьома, и они пустились в пляс, в то время как голубоватый дымок, поднимаясь над мотором, расползался по комнате. Резкий телефонный звонок, продемонстрировав умение подражать свисту медузы, настиг их на взлете особенно опасного па. Прервав полет, Жуйживьом приземлился на спину, а Крюк вниз головой влетел в зеленый цветочный горшок, из которого торчала большая академическая пальма.