Своей изобретательностью Пратчетт походит на Миллигана. Вспомним, например, Нак Мак Фиглей («Маленький свободный народец») из романов о Тиффани Болит. Кстати, сам Пратчетт считает эти книги лучшими из серии о Плоском мире.

Великие художники не всегда добиваются своего, но если уж добиваются, то в этом есть какая-то магия. Если вернуться к сравнению с роком, то же самое можно сказать и о Дэвиде Боуи. Когда он в форме, рождаются такие шедевры, как Ashes to Ashes и Heroes, но если что-то идет не так, на свет появляются глупости вроде The Laughing Gnome и Beat of the Drum. Но нужно уметь сносить превратности судьбы. То же можно сказать об Алексе «Урагане» Хиггинсе, гении снукера: он мог нанести невозможный удар и полностью облажаться в следующую секунду.

Были ли у Терри Пратчетта плохие книги? Необязательно. Но, как и большинство писателей, иногда он недотягивал до своего привычного уровня по какой-либо причине. Лично мне не очень нравится «Темная сторона солнца», но она была важна для Пратчетта и помогла ему расстаться с научной фантастикой. Я не фанат и «Людей ковра», особенно новой версии (подробнее об этом позже), а Ночные стражники вообще не относятся к числу моих любимых героев (хотя их многие любят), но если учесть, сколько всего книг написал Пратчетт, понятно, что разным людям будет нравиться разное. Фанаты редко появляются у автора в самом начале его карьеры, и чаще всего любимой становится та книга, с которой начинаешь знакомиться с чьим-то творчеством. Фанаты Пратчетта могут любить самые разные книги: «Джонни и бомбу», «Маленького свободного народца», «Удивительного Мориса и его ученых грызунов» – и совершенно не ценить «Цвет волшебства», «Мора» или «Эрика» (об этом тоже позже).

Мне кажется, что после «Страты» Пратчетт уже понял, что действие его следующего романа будет происходить в Плоском мире, хоть он и не знал, что это будет за роман. Доказательством этому может послужить хронология. Первый свой роман он выпустил в 1971 году, следующий – в 1976 году, третий – в 1981-м, а четвертый – уже в 1983-м. Перерыв между третьей и четвертой книгами очень мал. К тому же в «Страте» уже появляется некий плоский мир, пусть и не тот, что знаем мы, но путь развития уже ясен. Задним умом все крепки. Если прочитать «Страту» после романов о Плоском мире, можно сделать много интересных открытий.

И последнее о «Страте» и ее плоском мире. Этот мир – машина, и, как все мощные машины, она опасна. «Тут все выглядит как последствия взрыва на мощной силовой станции», – замечает один из героев, глядя на диск. Потом возникает вопрос, можно ли починить диск, но надежда оказывается напрасной, поскольку строители диска давно умерли. А потом появляется одна из самых важных строк: «Мемы? Ну, это может быть что угодно. Идеи, концепты, технологии, типичные подходы к проблемам разного сорта и все такое. Короче, это „ментальные гены“. Проблема в том, что все мемы, которые развиваются или могут развиться на диске, действуют на своих носителей деструктивно». Мы видим огромную машину, контролирующую целый мир. Лично я не могу не вспомнить, что в это время Пратчетт работал на атомных электростанциях. Чернобыль и землетрясение в Японии были еще впереди, но Пратчетт явно видел и слышал на работе много такого, что ему не нравилось. Тем не менее он задержался на ней еще на несколько лет.

Написание книг внезапно стало для него своеобразной терапией. После «Страты» – или даже во время ее написания – был создан Плоский мир. Следующей книгой стал «Цвет волшебства».

Стивен Хокинг начал свою «Краткую историю времени» с анекдота о математике и философе Бертране Расселе, который рассказывал на лекции, как Земля обращается вокруг Солнца, а Солнце, в свою очередь, обращается вокруг центра огромного скопления звезд, которое называют нашей Галактикой. Когда лекция подошла к концу, маленькая пожилая леди заявила, что он говорил чепуху, что наш мир – это плоская тарелка, которая стоит на спине гигантской черепахи, а черепаха стоит на другой черепахе, та – тоже на черепахе, и так все ниже и ниже.

Четвертый роман Пратчетта, «Цвет волшебства», определил его работу на следующие тридцать лет. В прологе романа возникла новая Нарния. Идея плоского мира, который покоится на спинах четырех слонов, стоящих на панцире огромной межзвездной черепахи, вытащила новую планету из комфортабельной научной фантастики и сунула ее в Фэнтези с большой буквы «Ф».

Пратчетт смешал средневековые европейские представления о том, что Земля плоская, с древней индуистской мифологией, согласно которой мир несут на своих спинах слоны и черепаха. Он дал им всем имена: черепаху зовут Великий А’Туин, а слонов – Берилия, Тубул, Великий Т’Фон и Джеракин. При этом он не стал слишком много писать об этих персонажах. Если не считать двух главных героев, Ринсвинда и Двацветка (и принадлежащего Двацветку Сундука, сделанного из груши разумной), он не уделил лишнего внимания никому и ничему. Особенно это заметно по описанию богов, которые живут над миром и играют, используя в качестве фишек живых существ. Хотя эти боги сильно напоминают Зевса и его друзей из истории о Ясоне и аргонавтах, они не слишком-то важны для романа. Они просто добавляют немного безумия.

Плоский мир – волшебная земля. Там живут боги, которые играют людскими жизнями, волшебники и ведьмы, варвары и драконы, а еще – способность посмеяться над собой. Одно только появление персонажа по имени Слепой Хью (отсылка к Слепому Пью из «Острова сокровищ» Стивенсона) уже говорит читателю, что автор не особенно серьезен. Роман несется вперед, персонажи возникают на мгновение и сразу исчезают, и читателю хочется узнать о них все больше и больше. Сюжет в романе незайтелив, главное – воображение, примерно как в «Посмертных записках Пиквикского клуба» Диккенса. Сам Пратчетт называет «Цвет волшебства» «роуд-муви до изобретения дорог». Тогда «Пиквикский клуб» – это «роуд-муви сразу после изобретения коммерческого транспорта».