в ствол на свет, что-то буркнул недовольно, выписал рецепт, сунул его Василько и вновь углубился в чтение.

 — Идем, — шепнул Дэ-Семь.

 Вышли, и Василько прочел:

«Вычистить личное оружие да и впредь…»

 — Тоже мне, медики! — усмехнулся мальчик.

 — Не скажи так, — возразил Дэ-Семь. — Ты вот спать улегся, а ружье не подготовил для боевого дня…

 — А при чем тут ружье, если у меня — бок?!

 — Так ведь у нас, ежели обязанности свои запустишь — значит, и болеть начнешь. Хочешь быть здоровым — неси службу честно!

— Да вы что?!

— Уж как есть… Только королей это не касаемо, потому как ежели король нерадивость проявит, то ему самому ничего, а вот подчиненным — труба выходит! Как вчера…

— Ой-ё-ёй! — воскликнул Василько. — Ну и дурень же я…

— Ничего, — успокоил Дэ-Семь. — Все время умным быть — устанешь! Но и дураком ежели долго, то для здоровья вредно… Давай лечиться начнем.

Вдвоем они принялись чистить ружье и смазывать его; вскоре боль в боку стала утихать, а потом и вовсе прошла.

— Легче? — спросил Дэ-Семь.

— Не болит! — поразился Василько.

— А чо я говорил? Фершалу лучше знать. У нас правила. А без них — ничему ума не дашь… Однако уже и есть пора. Айда в харчевню, в столовую тоись. Вон в том шатре. Я угощаю…

3

Номер в гостинице был двухкомнатный, и мне понравился. Только я расположился, как принесли ужин. Только поужинал и достал из кармана сигареты, как услышал со стола знакомый голос:

— Умоляю вас, повремените с курением!

— А, Блаттелла, — обрадовался я. — Ладно, потерплю… Вы не скажете, как попал сюда Василько?

— Пока затрудняюсь ответить. Спросите у него самого.

— Хорошо. Вот ваша статья…

Я положил тетрадь на стол рядом с тараканом, сказал «мини», и она, как и прежде, стала совсем крошечной.

Блаттелла с любопытством принялся просматривать мои поправки. Молчание несколько затянулось, и я с беспокойством спросил:

— Ну, как?

— Вы столько повычеркивали, что я поражаюсь вашей смелости.

— Смиритесь, Блаттелла. Я желаю вам только добра.

— Это так необходимо?

— Главное, Блаттелла, краткость… Все остальное приложится: ведь нынешние читатели стали такими сообразительными, что поймут с одного слова, уверяю вас…

— Стойте! — взволнованно воскликнул Блателла. — Я придумал. А что если мы вычеркнем все, понимаете — все!

— Полностью?

— Нет, что вы! Мы оставим одно слово: «Та-ра-кан». И каждый вообразит себе, что захочет.

— Блестяще, Блаттелла! Вы — гений.

— Ну, что вы, — смутился таракан. — Это вы натолкнули меня на такую мысль…

— Я очень рад, Блаттелла, что смог оказать вам услугу.

— От всей души желаю и вам, — сказал таракан, — добиться такой же краткости, когда будете писать свою новую книгу… Изложите все одним словом! Например, оставьте свою фамилию, и хватит с читателей: пусть остальное домысливают сами…

Не успел я ответить, как Блаттелла убежал. «Почему он обиделся на меня? — недоумевал я. — Мне удалось сократить его статью всего на три четверти, и он еще недоволен…»

Увидев на тумбочке книгу «Шахматы», я взял ее, прилег на диван и открыл главу «Пешка».

«Пешка, —

прочел я, —

важное средство развития игры в дебюте и осуществления различных комбинаций. Великий французский шахматист Филидор сказал: «Пешки — душа партии!»

Особенно ценны они в конце игры, потому что могут превратиться в любую фигуру. Вспомним пример из турнирной практики…»

Это было то, что надо! Мне хотелось обязательно помочь Василько. «Мы вернемся домой только вдвоем!» — решил я.

4

Толстый лысый харчевник, увидев входящих посетителей, крикнул служанке:

— Поскребла середу[1] чернавка[2], и будя. Гляди-кось, щапы[3] пожаловали!.. А ну, живо, примай их, не то шелопугой[4] огрею по потылице[5]. Вам чего будет угодно? — обратился он к «щапам». — Ежели выть[6], так, должно, рано. Скидайте cпанечки[7], али вы так, налегке?.. Пеструху не желаете?..

— По-каковски это он? — не понял Василько.

— По-старинному, — тихо ответил Дэ-Семь. — Он такими словами посетителей завлекает… Пеструха — это значит перепелка.

— Аль рябу?..

— Рябчиков тоись, — как бы перевел Дэ-Семь.

— Надысь гляжу, — болтал без умолку словоохотливый харчевник, — вроде курева[8] вдали… Опосля развеялось, и вижу отсель меты[9] коня на хряще[10], а еще чуток — входит поляница…

— Богатырь, — пояснил Дэ-Семь.

— Хороший был гость — с аппетитом и щедрый.

— Нам, хозяин, — степенно начал заказывать Дэ-Семь, — подай щей по котелку, опосля двух пеструх, еще погодя — по рябе на брата и кваску запить.

— Добре! — кивнул харчевник. — Чернавка! Слыхала, небось?

— Да уж как не слыхать? — отозвалась служанка. — Как есть бегу… — и, не торопясь, направилась на кухню.

— Не много ли на завтрак? — ужаснулся Василько.

— Еще может не хватить! — подбодрил Дэ-Семь. — Это короли по яйцу, по шматку сала да по буханке хлеба, больше по утрам не принимают — важничают. А нам с тобой негоже привередничать: нонче солдат, а потом, гляди, — ферзь уже! Я кем только не был за свои жизни…

И точно: аппетит разыгрался у Василько отменный — все съел да еще косточки обгрыз. Сказано: воздух свежий да сон в палатке — не то, что в пионерских лагерях. Дома́ по многу этажей, мебель полированная, форточки не открыть, чтоб детей не простудить; а в турпоходы на машинах едут километров двадцать, потом пройдут пешком (всё больше по дорожкам) километра два — и снова по машинам.

Обо всем этом рассказывает Василько, а Дэ-Семь диву дается.

— А скоро будем вертолетами летать в горы, — хвалится Василько. — А вниз по канатной дороге съезжать… Природу же, в основном, по телевизору наблюдать…

— Ишь ты! — дивится Дэ-Семь и вроде бы так просто спрашивает: — А кто же в шахматы играть будет?

— Так уже машины играют, — отвечает Василько.

— Да ну?! Значит, машины и ездют, и на горы летают, и природой любуются, и в шахматы резвятся?..

— Правильно.