class="p1">Но Байрон – активный участник событий того времени! Он выступал с разоблачительными речами в парламенте, значительную часть жизни сражался за чью-то свободу, участвовал в движении карбонариев и умер во время экспедиции в Грецию, где возглавлял борцов за национальную независимость. Не забываем про вышеупомянутые романы и многочисленные скандалы, то, что называется «разгульной жизнью».

«Вечно тоскующий» Байрон успевает буквально все! Как он ухитряется еще и писать – непонятно. А он пишет, и много. Очень много! Язвительный Элиот скажет: «…Если бы Байрон стал извлекать квинтэссенцию из своих стихов, от них не осталось бы ровным счетом ничего». И делает важную оговорку: «…В больших поэмах Байрону удается такое, в чем равных ему не было и нет».

«Паломничество Чайльд-Гарольда» – большая поэма. Наполеоновские войны занимают в ней большое место. «Паломничество» и так называемый наполеоновский цикл из нескольких стихотворений – именно то наследие Байрона, которое нас интересует.

Там угасал Наполеон.

Там он почил среди мучений.

И вслед за ним, как бури шум,

Другой от нас умчался гений,

Другой властитель наших дум.

Пушкин в стихотворении «К морю» объединяет два события. Смерть великого императора (1821) и смерть Байрона (1824). Неслучайно, конечно. И Наполеон, и Байрон – романтические герои.

Сразу отметим: Байрону чрезвычайно льстило любое его сравнение с императором, и он, конечно, частенько себя с ним отождествлял. Он никогда не видел Наполеона, а император, скорее всего, ничего о поэте и не знал. Во всяком случае не читал его произведений. Наполеон начал изучать английский уже на острове Святой Елены, а до 1816 года переводов Байрона на французский просто не было. Мы практически точно знаем, что именно читал Наполеон в изгнании – Байрон в списке книг не фигурирует.

В общем, «гений мрачного эгоизма» Наполеона не волновал, а вот сам он Байрона сильно интересовал. Говорят, что, когда поэт еще учился в знаменитой школе в Харроу (с 1801 по 1805 год), он шокировал и учеников, и преподавателей тем, что в его комнате стоял бюст императора. Что во времена «патриотического угара» было и смело, и эпатажно. Вполне в духе Байрона.

Специалисты указывают еще и на другие детали, свидетельствующие о том, что Байрон искал (и находил) черты сходства между собой и «корсиканцем». Склонность к полноте, небольшой рост, непомерное честолюбие… Похожи, как два брата! Шучу, конечно. Пора переходить к серьезным вещам.

Чайльд-Гарольд… Молодой, разочаровавшийся во всем на свете аристократ отправляется в путешествие. Старый добрый гранд-тур. Традиция того времени. Молодые англичане, аристократы и многие представители среднего класса совершали длительную поездку по Европе. Кто-то завершал образование, большинство просто отправлялись посмотреть мир. Кстати, одна из главных претензий состоятельных англичан к Бонапарту как раз и состояла в том, что «из-за него» они не могли свободно ездить по миру. Как только война в 1814-м закончится (всем так казалось), они просто хлынут в Европу. Байрон об этом тоже напишет.

Чайльд-Гарольд тем не менее свое «паломничество» совершает. Филологи обязательно расскажут вам о том, что слово «паломничество» выбрано неслучайно, для нас это не имеет практического значения. Гораздо важнее – время. Разгар наполеоновских войн!

Поэма состоит из четырех частей (или песен). Публиковались они в период с 1812 по 1818 год, по хронологии все понятно. С географией тоже все более-менее ясно. Португалия, Испания, Мальта, Турция, Греция…

Назвать это «туром по наполеоновским местам», наверное, нельзя, хотя при желании можно. Война почти везде – рядом.

Или «только что», или «за соседним холмом», или «вот-вот». Наполеон всегда появляется по желанию героя или автора.

Подходим к деликатному вопросу, на который все же придется ответить. Чайльд-Гарольд – он Байрон или другой? Сколько научных работ посвящено этой теме! Поэт создал особый тип героя, его так и назвали – «байроновский», но вот писал ли он Чайльд-Гарольда исключительно с себя?

Я всего лишь предлагаю свою версию. В Чайльд-Гарольде многое от Байрона. Однако он не только герой, но и некий инструмент. Или, если хотите, системообразующий элемент конструкции, придуманной Байроном. Поэт то сближается с героем, то удаляется от него, иногда он и вовсе убирает его на время. Порой Байрон смотрит на мир глазами Чайльд-Гарольда, а иногда наблюдает за самим Чайльд-Гарольдом со стороны. Словом, как выражаются литературоведы, в композиции Байрона есть «нарочитая свобода».

Свобода для Байрона вообще нечто священное. Все его рассуждения, в том числе о Наполеоне, вертятся вокруг свободы. Очень абстрактной, как принято у романтиков. Многим из них повезло жить в эпоху перемен, но мало кто понял, нет, не смысл перемен, а перспективу. Обличая пороки современного им общества, они просто отказывались оценивать потенциал, скрытый в том, что уже сделано, что стало реальностью.

Ведь главное «разочарование» Байрона, как любого романтика, – разочарование во времени. Кому-то Французская революция не нравилась потому, что она была, кто-то, подобно Байрону, выражал недовольство тем, как она закончилась. Для всех Наполеон – главный герой своего времени. У Байрона – наиболее сложное отношение к нему.

Ты топчешь прах Империи, – смотри!

Тут Славу опозорила Беллона.

И не воздвигли статую цари?

Не встала Триумфальная колонна?

Нет! Но проснитесь, – Правда непреклонна:

Иль быть Земле и до скончанья дней

Все той же? Кровь удобрила ей лоно,

Но мир на самом страшном из полей

С победой получил лишь новых королей…

Беллона – римская богиня войны, если вы не знали. А мы вместе с Чайльд-Гарольдом пришли на поле Ватерлоо. Туда, где все закончилось.

Томасу Элиоту описание Байроном Ватерлоо категорически не понравилось. Он почувствовал в нем «явную фальшь». Категорически не соглашусь! Впрочем, Элиот рассуждает об этой части поэмы с точки зрения слова. Я скажу о другом. Дух самой знаменитой битвы в мировой истории Байрон, на мой взгляд, передал мастерски. Пожалуй, мало кто с ним сравнится и лишь Гюго – превосходит. Я, может, и чересчур сентиментален, но не представляю, как могут не взволновать читателя эти строки:

День видел блеск их жизни молодой,

Их вечер видел среди гурий бала,

Их ночь видала собранными в строй,

И сильным войском утро увидало.

Но в небе туча огненная встала,

Извергла дым и смертоносный град,

И что цвело – кровавой грязью стало,

И в этом красном месиве лежат

Француз, германец, бритт – на брата вставший брат.

Байрон не любит войну, но он ценит