не ответил, только достал папку и спросил, где можно сесть. Я указал на стул, а сам пошел одеваться.

— Вы бы гражданин поторопились и нас не задерживали.

— Я уже. Пять минут. Мне надо до начальника, чтоб предупредить.

— Не переживайте, мы предупредим. Вам лучше не об этом думать.

Я был на допросе около двух часов. Мне предъявляли причинение телесных повреждений и угрозу убийством. Я им рассказал всё как было. Была драка, я её ударил. Но угрозы не было. В полиции сказали, что разберутся во всем, сказали никуда не уезжать из города.

Шёл домой и думал, как мне выходить на работу, как смотреть в глаза сотрудникам, как смотреть в глаза Арине. Мысли все крутились в голове, и я начал злиться. Так что лицо у меня загорело в груди всё пылало, руки затряслись. Я совершил ошибку, я позвонил Стелле и начал орать на неё. Кричал много чего, сам точно и не помню. Почему я не понял, что есть подвох. Стелла мне и слова не сказала, только молчала, дослушав меня до конца.

Я пришел домой и напился, напился до такого состояния, что ничего не помнил. Вы знаете где я очнулся, в отделении. По рассказу сотрудника полиции, Стелла им позвонила и сказала, что я приходил, набросился на неё и душил. Она им предъявила запись нашего разговора по телефону. На шеи у неё оставались синяки от пальцев.

Я помнил, что звонил ей, помнил, что пришел домой и напился. Очнулся уже в клетке. Да весело, неужели я пришел к ней и пытался её убить. Меня продержали там почти сутки, потом опустили, сказали, чтоб я искал хорошего адвоката, если не хочу потерять свободу.

На душе было паршиво, так паршиво, что хотелось умереть. Я позвонил начальнику и попросил неделю за свой счет, чтоб всё утихло, он согласился. Я искал адвоката, все они ломили такую цену за услуги, что сесть за решётку казалось не так уж и плохо. Меня будут кормить, я наконец то освобожусь от зависимости, высплюсь.

— Ты что совсем? Ты сам довел себя до этого. Милый человек, небеса устали тебе помогать. Ты не видишь, что происходит? Посмотри вокруг ты один, пьешь и еще хочешь за решетку. Как хорошо, тем более у тебя даже штрафа не было.

— Ты опять. Совесть ненаглядная моя, ты появляешься раз в сто лет и начинаешь меня учить? Нет бы помочь, моя ты хорошая.

— Ты же живешь. Должен сам отвечать. Всё учу тебя, а ты так и не научился жить и нести ответственность за поступки. Тебе бы только помощь принимать.

Я решил молчать. Сколько себя помню, совесть всегда была со мной. Иногда мне казалось, что я шизофреник. Родителям я про неё рассказывал до лет шести, потом понял, что они меня воспринимают как фантазера. Больше я никому не рассказывал об этом. Просто жил и всё Я не знаю кто это или что. Но не думаю, что это болезнь.

Было уже темно, я посмотрел на время, было двенадцать часов ночи. Решено было приготовить ужин, открыл холодильник и понял, что даже повешенная мышь сбежала. Позвонил в доставку и заказал пиццу. Поев пиццу, лег спать, сна не было совсем, я жалел себя и свою жизнь. Она ведь у меня одна, жизнь то. Все эти годы просто уничтожал себя и мечту. Арину мне теперь не видать, она неверное думает, что я уголовник и совсем её недостоин. Пусть она останется той мечтой, той самой заветной. Буду думать про неё всю жизнь. Всю свою оставшуюся жизнь. А кстати хорошая идея, взять веревку, нет больше меня и проблем.

— Есть только ад и расплата за свои ошибки. Послушай, ты меня хоть раз. Если ты решишь уйти, тебе ведь никто больше не поможет. Ты навсегда оставишь след на своих детях.

— Хм, ты так говоришь как будто им есть до меня дело. Марк уже взрослый мог бы и позвонить.

— Ты балбес! Не понимаешь? Обида у него на тебя, но при этом мальчик молится за тебя, за твою грешную душу.

— Конечно молится он. Он к такому не приучен.

— Марк умнее вас всех. Вас взрослых и мудрых. Марк молится не так как ты думаешь, он молится сердцем и прости для спасения дурень. Как бы я хотела тебя побить, жаль, что не могу.

— Знаешь, что ты можешь, уйти и не являться умная моя.

— Будет сделано.

Тишина как хорошо, веки стали тяжелыми я закрыл глаза и провалился в бездну сна.

Шел по темному коридору, было холодно. Услышал плач, пройдя еще немного я увидел скрученного мужчину, он лежал на полу. Так стоп это же моя кухня и этот мужчина, это я. Я лежал на полу и плакал, что-то я такого не припомню и вообще, где я? Хотел пойти дальше, но было стекло и я не смог пройти. Пошел дальше по коридору. Была комната Марка. Он так вырос, парень мой. Так я скучал по ним, по моим родным. Назара я вообще не помню, всё как-то прошло сквозь меня. У Марка в руках было мое фото, он смотрел на фото, я услышал его мысли

— Кто-то наверняка есть на этом небе. Прошу помочь отцу в его жизни. Знаю, что он очень будет жалеть, обо всём. Я на него очень злюсь и обижаюсь. Но он мой отец, он близкий и родной. Я бы свое счастье отдал ему, только бы он взялся за ум.

Я слушал Марка, это говорил мой одиннадцатилетней сын. Он просил для меня, жертвуя своим счастьем. Хотя родители должны отдавать детям всё, что у них есть. Ведь это родители решили стать родителями, а не дети детьми. Я ступал очень тяжело, этот коридор ему нет ни конца, ни края, длинный, темный как моя жизнь. Дальше я остановился около большой комнаты. Там была девушка, она раскидывала вещи. Я не знал её. Потом зашла Стелла и начала ей помогать. Они обе начали делать совсем странные вещи, эта девушка подошла к Стелле и начала сдавливать ей горло, потом металлическим предметом натирала эти места.

Я понял, это всё один день, когда я лежал на полу, Марк просил небеса, а Стелла делала так, чтоб меня посадить. Прошло немного времени, в квартиру вошли сотрудники полиции. Они всё зафиксировали, опросили и эту девушку тоже. Я стоял в этом мраке смотрел на всё происходящее и не понимал, как я мог её полюбить. Как