Если раньше океан казался черно-синим, с редкими промоинами голубого и лилового, то теперь вода приобрела цвет старой, с прозеленью, бирюзы. Стало мельче, кое-где даже можно было разглядеть дно, над которым ходили упитанные косяки серебристых рыбин.

Из-за мыса дул сильный ветер, неожиданно теплый, даже какой-то пахучий. Причем пахнул он вовсе не дохлой рыбой и йодом, а… нектаром? тяжелой сладостью цветущих деревьев?

Пан Станислав с наслаждением раздул ноздри, вбирая в легкие этот благоуханный ветер.

Он с опаской косил влево, на каменные банки в белопенной вате, которые, как поросята свиноматку, окружали зазубристый мыс.

Не имея ни малейшего представления о местной лоции, Пес старался держаться строго за флотилией капюшонов. Уж эти-то фарватер знают.

Вот все они начали забирать вправо и Пес сразу же отрепетовал их маневр. Как ни странно, броненосец сирхов показывал завидные мореходные качества. Он хорошо лежал на курсе, держал удар боковой волны и отлично слушался руля.

Покачиваясь, мыс пополз или, как говорят на флоте, «покатился» влево.

Открывшаяся в зыбком мареве панорама Песа впечатлила.

За мысом лежала обширная лагуна. Дальний берег ее сплошь зарос деревьями – эту породу Пес видел на Фелиции впервые. Высокие, гладкие, как будто пластмассовые стволы, змеящиеся синусоидами ветви, мясистые глянцевитые листья-сердца. «Опушка» леса уверенно наплывала на лагуну – первые ряды деревьев стояли прямо в воде, а их корни, зеркальные отражения ветвей, врастопырку торчали над приплеском.

Всё это буйно цвело и благоухало.

Вокруг соцветий – пышными эдемскими гроздьями они свисали с изгибающихся ветвей – вились мириады пестрых бабочек и тучи насекомых поскромнее.

«Сволочи! Ну кто просил их закрывать Фелицию для колонизации? Подумаешь, сирхи! Какой курорт мог получиться! Да Чахра померкла бы! Понастроили бы отелей… Бассейнов нарыли… Бары на пляжах… Танцплощадки… Морелечебницы… И сирхи бы не пропали… Работали бы барменами… уборщиками… да хоть бы и аниматорами! Так и вижу рекламный буклет: „Навруз на планете говорящих котов!“ Эх…»

С райским благообразием лагуны резко контрастировала грязно-черная дамба непонятного происхождения. Она тянулась от южного мыса к вылизанному волнами каменному лбу на противолежащем северном мысу.

Неровный верхний край дамбы выходил из воды метра на два-три. Его поверхность была покрыта крючковатыми наростами, каждый толщиной в руку, и наросты эти топорщились в разные стороны подобно беспорядочному частоколу первобытных поселений. Кое-где в дамбе имелись черные отворы, сквозь которые с тихим журчанием ходила вода – с их помощью лагуна сообщалась с океаном.

Примерно на один кабельтов мористее дамбы, от южного мыса в море вдавалась массивная, изогнутая дугой каменистая банка. Волны с неожиданным остервенением избивали хаос серо-красных обломков словно бы стремясь смести, уничтожить эту инородную деталь пейзажа.

Затон между банкой и дамбой, перегораживающей вход в лагуну, был сплошь затянут неопрятными клочьями ржавой пены и завален мусором – плавником, палой листвой.

Пес вдруг обнаружил, что капюшоны, которые подвели его почти вплотную к этой неприглядной банке, куда-то исчезли.

Бросив взгляд в сторону моря, Пес обнаружил, что плавучие гнезда оказались вдруг значительно дальше, чем он ожидал.

Привыкший повторять все маневры капюшонов инженер отдал сам себе приказ «право руля».

Корабль начал входить в циркуляцию, когда банка по левому борту ожила.

В первую секунду Песу показалось, что сами камни вдруг обрели способность двигаться.

А в следующий миг его сознание захлестнула обжигающая волна ужаса: через банку ползла шеренга дварвов, да каких крупных!

Пес оторопел.

Доски кормы зловеще хрустнули. Движение судна замедлилось.

Толчок. Еще толчок.

Инженер оглянулся.

Над кормой возвышался дварв. Одна пара его клешней пробила насквозь толстенную транцевую доску и намертво застряла в ней. Вероятно, подтянувшись на клешнях, дварв сумел выбраться из воды и, навалившись всей тушей на медные крючья, которыми трусливо оброс броненосец, сдуру сам себя ранил. Должно быть, не смертельно.

Вторую пару клешней тварь выбросила далеко вперед и теперь они, словно две исполинских алебарды, рубили палубу вокруг площадки с гранатометом.

В один великолепный прыжок Пес распрощался с ходовым мостиком.

Бросился к левому борту. Обеими руками вцепился в тяжелый пулемет «Ансальдо-47», с ощутимым усилием развернул его железное тулово на корму.

Первый цинк патронов он выпустил почти не целясь, не думая о перегреве ствола, вообще ни о чем не думая.

Грохотало так, что Пес с непривычки оглох.

Но зато и от дварва осталось немногое.

Двухсотграммовые разрывные пули буквально измололи в крошево хитиновые брони страховидного морского жителя. Разрезали его надвое, начетверо.

Останки дварва сползли с кормы и плюхнулись в воду. Осталась лишь одна клешня, вертикально воткнутая в палубу.

Но праздновать победу было рано.

Инженер заспешил к водруженному на корме гранатомету. Как хорошо, что еще позавчера он не поленился поднять из трюма ящики с боеприпасами к нему!

В гранатомет им была предусмотрительно заправлена лента с осколочно-фугасными.

Пес выставил на прицеле дальность и прильнул к окуляру.

Дварвы, переваливающие каменную банку, уже готовились спрыгнуть в воду чтобы плыть к броненосцу. Песу удалось опередить их на считанные секунды.

Мощно содрогаясь, его орудие посылало дварвам гранату за гранатой.

Прямые попадания, правда, были редки. Но даже близкого разрыва хватало, чтобы искалечить дварва или на время дезориентировать его.

Отстреляв ленту, Пес принялся заправлять следующую. За это время не меньше трех монстров успели скрыться под водой.

Еще пара ударилась в бегство к дальнему краю банки.

Полдюжины остальных можно было считать выведенными из строя.

Без особой надежды на успех Пес расстрелял две с половиной ленты в воду вокруг броненосца. Естественно, ему хотелось думать, что где-то там, в пучине, дварвы получат достаточно сильную контузию, чтобы оставить надежду сквитаться с двуногим пришельцем. Но когда сразу три дварва вынырнули в нескольких метрах от борта, он не удивился.

Инженер выпустил последние гранаты в их сторону, но не попал – дварвы находились в мертвой зоне, ниже ствол гранатомета уже физически не опускался…

Пришлось вернуться к пулемету.

Он успел всадить в ближайшего дварва от силы двадцать пуль, когда «Ансальдо» громко кашлянул, конвульсивно содрогнулся и замолчал.