Эта привычка подмигивать раздражала Альку. Сбивала со взятого тона. Но она решила держаться.

— Меня зовут Александра.

— Игорь Николаевич, — ответил бармен и, улыбнувшись, добавил: — Можно просто Игорь. — И, взяв деньги, он скрылся за дверью с табличкой «Посторонним вход воспрещен».

Вернувшись в бар, Алька села у стойки, прикурила от услужливо поднесенной Игорем зажигалки «Zippo» и дружелюбно сказала рассматривающим ее «девочкам»:

— У нас в Питере трудно достать американские сигареты.

Постепенно завязался разговор ни о чем. «Девочки» расспрашивали о Ленинграде. Выяснилось, что некоторые ни разу там не были. К Альке придвинулась симпатичная брюнетка с немного раскосыми синими глазами и высокими, чуть тронутыми тональной пудрой скулами.

— Света, — просто сказала она и улыбнулась. — А это Ира и Аня.

Длинноногая, тонкая, с прямыми блестящими черными волосами, Света была настоящей красоткой. И, похоже, знала себе цену. Вдвоем с яркой светлоглазой блондинкой Алькой, на контрасте, они смотрелись исключительно эффектно. Кажется, это отметили и все присутствовавшие в баре мужчины. Игорь даже руки потер от удовольствия.

Они разговорились, как будто были сто лет знакомы. Время летело быстро. Алька посетовала, что ее друг-поляк так, видно, и не придет. Все сочувственно покивали головами. Может быть, и поверили.

В бар входили и выходили мужчины, приглушенно играла музыка. Алька допивала второй коктейль и уже собралась отчаливать потихоньку, когда краем глаза увидела, как маленькая рыженькая Аня ушла с пожилым дородным джентльменом. Игорь вышел вслед за ними и тут же вернулся.

Спустя некоторое время еще один седовласый солидный господин вошел в бар и кивнул Игорю. Света дала Альке номер своего телефона и, извинившись, ушла вместе с этим мужчиной.

Оставшаяся без компании Ира подсела к Альке и, хитро скосив глаза, шепнула:

— Там немец с тебя весь вечер глаз не сводит. Ты как?

Алька засмеялась:

— Забирай, дарю!

Вот теперь, кажется, действительно пора было сматываться. Алька чувствовала, что от нервного напряжения у нее ломит виски и неудержимо тянет зевнуть. Но Игорь движением руки попросил ее задержаться.

Алька уже поняла, что он здесь хозяин. И наверняка его «крышует» КГБ, без этого так не развернуться. С посетителями Игорь держался снисходительно-внимательно, но перед богатыми постоянными клиентами заискивал, почти лебезил. С «девочками» он сюсюкал, без конца добавляя «кисочка», «лапонька», «душечка». Хотя чисто мужского интереса к ним не проявлял никакого. Весь вечер он наблюдал за Алькой. И сейчас, наклонившись к ней, он опять подмигнул (или это у него был тик от нервной работы?):

— Аличка, завтра надень юбку или платье. Please.

— Игорь, о чем это вы? — вскинула брови Алька, хотя прекрасно понимала, что, снявши голову, по волосам не плачут.

Игорь молча положил перед ней салфетку с номером телефона. Алька поблагодарила его за сигареты, взяла двумя пальцами салфетку и, милостиво кивнув присутствующим, на ватных ногах вышла из бара.

Шел двенадцатый час ночи. Покинув гостиницу, Алька через две минуты уже была в метро. Хорошо, что народу в это позднее время совсем мало. Но и те редкие пассажиры, которые оказались в одном с Алькой вагоне, с удивлением и опаской поглядывали на модно одетую девицу, сгибающуюся в три погибели от приступов неудержимого хохота.

Такого нервного срыва Алька от себя не ожидала. Глубоко вдыхая и медленно, через нос, выдыхая, она пыталась успокоиться, но через какое-то время опять начинала хохотать.

Ничего не скажешь! Она получила намного больше, чем заказывала. Главное теперь не выпустить ситуацию из-под контроля. Алька чувствовала себя «дрянной девчонкой», вставшей на «скользкую дорожку», но от этого ей становилось только еще веселее.

Алька вышла на «Киевской» и едва успела заскочить в последний троллейбус. Не так уж и плохо все складывалось. Она заработает много денег, она будет умной и осторожной, она раздаст долги и купит кооперативную квартиру, она не позволит себя сломать и докажет всем, всем, всем, что она сильная.

Возле дома Алька замерла: в пропитанной запахом сирени темноте щелкал, выводил коленца, заливался трелями обещанный соловей.

Теперь дни пошли мелькать, как в калейдоскопе. Алька занималась одновременно двумя делами. Продолжала сбывать за рубли полученные от иностранцев вещи, а иностранцам сбывала купленные на рубли русские сувениры и продукты (икра, водка), и второе дело — главное — продолжала изучать незнакомый, пугающий своим поистине государственным размахом и разветвленностью мир столичных интуристовских проституток.

И хоть говорят: «За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь», Альке пока везло.

Что касается продажи импортных шмоток, то все быстро наладилось и пошло как бы само собой. У нее появилось несколько знакомых: прыщавый очкарик Жора из Университета, маленькая востроглазая Зиночка из Медицинского и рыхлый писательский сынок Степан из Литературного института. Обычно они покупали у Альки по две-три пары джинсов, несколько фирменных маек с надписями на английском языке и что-то из косметики, а дальше уже «толкали» это среди своих.

Однако существенных денег такая коммерция Альке не приносила. Ведь надо было не только откладывать деньги для покрытия долга, но и жить на них. Одеваться кое-как Алька не могла себе позволить, плюс косметика, да и еда в ресторанах была не самая дешевая, прямо скажем.

Второе дело оказалось куда более хлопотным и опасным. Алька продолжала изучать рынок «сбыта долларов», полученных от продажи сувениров. Она обошла почти все бары в гостиницах для иностранцев: «Космос», «Украина», «Москва», «Россия».

Обстановка везде была приблизительно одинаковая. Во всех гостиницах своя тайная жизнь, свой «хозяин» и «девочки». Много «девочек». Алька никогда не думала, что советские девушки в таком количестве продаются за валюту в барах и ресторанах. Некоторые из них были студентки, желающие подзаработать на шмотки, другие — барышни из, так сказать, вполне приличных, но небогатых семей…

Тех, кто с удовольствием «прикупал валютку», в развитом социалистическом обществе было пруд-пруди. Кому-то валюта была нужна для дальнейших махинаций (игра на разнице курсов), кто-то умудрялся переправлять валюту на счета в западные банки, кто-то клал в банку под кроватью и ждал лучших времен для ее употребления.

А времена эти, кажется, приближались со скоростью теряющего управление рефрижератора. Началась «перестройка». Страна полнилась слухами, предположениями, неясными надеждами.

Впрочем, имелась в стране организация, которая «держала руку на пульсе» и действительно знала всё. «Большой брат» по-прежнему курировал все уровни советской жизни (не раз еще Алька вспомнит Оруэлла, которого читала два года назад, в Ленинграде, тайком, лежа под одеялом с фонариком, — боялась, что увидит Екатерина Великая и переполошится).