— Ваше императорское величество, то, что вы требуете от меня – это невозможно по определению, — он снова вздохнул. Ошибаешься, возможно, но, конечно же не сейчас. Не до того, как запустится полноценный паровой двигатель. Я не перебивал его, и Леонард продолжил. — Я работаю вместе с Брюсом над творением вашего уникального деда – передачей сообщений на расстояние и уже имеем некоторые сдвиги, но до полноценного успеха еще, конечно, далеко. Я долго думал и пришел к выводу, что с моими шарами вполне могу на время заменить то устройство, которое чудесным образом улучшит нашу жизнь, как только мы придумаем, как довести ее до ума.

— И как же вы предлагаете решить эту проблему? — я смотрел на него с любопытством.

— Я выяснил опытным путем, что подъем в воздух не вредит жизни живых существ, правда человек еще не поднимался на моем шаре в воздух, но свинья, которая была последним пассажиром, спустилась на землю в полном здравии, лишь слегка испуганная. Полагаю, что мы сможем прекрасно поднимать в корзине человека, который к тому же, будет способен поддерживать огонь в горелке, чтобы теплый воздух в шаре не остывал.

— Это все замечательно, но никак не помогает мне понять, каким именно образом человек в воздухе способен заменить изобретение деда?

— Я сейчас все объясню, ваше императорское величество, — Эйлер всплеснул руками. — Тот шифр, который предложил использовать ваш дед, Петр Великий, я смогу перевести в световые сигналы. Представьте, если поднять шары в воздух на определенном расстоянии друг от друга, и поместить в них человека, то они смогут передать очень быстро любое сообщение по цепочке. Я понимаю, что так не охватишь большое расстояние, но начинать нужно с меньшего, — я задумчиво смотрел на него. Неплохо придумано. Мне просто жизненно необходима информация, и я готов вкладывать в ее получение очень большие деньги.

— Ну, хорошо, господин Эйлер, я выделю определенное финансирование и создам специальный полк, состоящий из младших офицеров, потому что человек в корзине должен читать и писать элементарно быть обучен. Посмотрим, что у вас получится. Но мою первую задачу все же не теряйте и пытайтесь ее решить, дабы время вам будет позволять.

— Поберегись! — вопль откуда-то сбоку заставил меня пришпорить Цезаря, чтобы проскочить опасный участок, где вовсю шло строительство. Москва была перекопана, но кое-где уже можно было оценить тот результат, который я пытался получить.

— Фонари нужны, — пробормотал я. — Как только основные строительные работы закончатся, начнем ставить освещение сначала на центральные улицы.

— И что будем в фонарях жечь? — деловито поинтересовался Репнин.

— Не знаю пока, надо думать. Не масло – это точно.

Лефортово уже было оснащено почти нормальной канализацией, и даже сливным бачком в моем личном царском унитазе. Вообще конструкция его была примитивной, главное – это подача воды. И для этой цели в стратегических точках города строились водонапорные башни. Вода пока подводилась из Москва-реки, и текла по деревянным трубам, но теперь предусматривалось быстрое добавление очередного элемента, при появлении в нем нужды. Вот здесь я приложил руки на все двести процентов. Почти все чертежи были сделаны мною, с учетом местных реалий. Все чаще и чаще я слышал про «дедову кровь» которая так внезапно во мне проявилась. Петр Первый тоже постоянно что-то чертил и строгал, так что я никого не удивил проснувшимися талантами. Собственно, кое-какой водопровод в Москве уже лет сто как был, но я очень сильно его расширил и слегка усложнил. Опять же связав с канализацией, которую делали пока что на манер римской «Большой клоаки». Не то, к чему я стремился, но на первое время сойдет. Эйлер прав – нужно начинать с малого.

Князь Черкасский ждал меня в моем кабинете. Он был на редкость возбужден и ходил из угла в угол размахивая руками с зажатыми в них бумагами. Когда я стремительно вошел в кабинет, он подбежал ко мне и практически силой вложил бумаги в мои руки.

— Получилось, государь Петр Алексеевич, у нас все получилось! — и он снова забегал по кабинету. — Я даже не думал, что удастся немцев уговорить, о, сколько же крови мне немчура попортила! — и он погрозил кулаком невидимому мне собеседнику. — Теперь нужно все станции укрупнить, опять же, разъезды организовать, — я не мешал ему выражать эмоции. Развернув бумаги углубился в чтение. Когда дошел до итоговой суммы за сделку, то поморщился. Ничего не могу с собой поделать, но не люблю много тратить на любые проекты. Вот понимаю же их ценность, но пока не посчитаю приобретаемую выгоду, хрен кто у меня хоть копейку получит. Даже Миних притих, потому что, когда мне в последний раз намекнули на его заявку о своих гонорарах, я уже без намеков спросил, а не пора ли ревизию финансовых затрат на строительство Ладожских каналов провести? Так что все, что касалось денег, вызывало у меня предынфарктное состояние и ощущение, что казна пуста, и я голодранец.

Дочитав бумаги до конца, я аккуратно их свернул и протянул Митьке, чтобы тот их оформил и поместил в рабочий архив. После этого сел за стол и еще пару минут наблюдал за бегающим Черкасским.

— Алексей Михайлович, да присядь ты уже, не мечись, а то уже голова от твоей беготни кружиться начала, — дождавшись, когда он сядет в кресло напротив, я потер подбородок, и произнес. — Нужно изначально создать Первое государственное почтовое управление. И уж не обессудь, а на тебе оно пока повиснет, так как ты с ним мне помог знатно, но тебе его и тащить покуда.

— Ну что же, видимо, это крест мой, — он вздохнул, но расстроенным не выглядел. И правильно, канцлеров во всей истории до хрена было и будет еще, а вот создатель Российской почты – это уже историческая величина. И отдельная марка ему точно будет обеспечена. Князь Черкасский очень богат. Но некоторым слухам – он даже богаче меня. И теперь все, о чем он думает – это какую память оставит после себя. Понимаю, называется такой порок тщеславием, но я буду его тщательно поощрять, лелеять и беречь, потому что Черкасский единственный из всего дворянства, кто точно не замарает себя взяткой. Просто потому, что ему это не нужно. Так что почту он организует в лучшем виде.

— Вот и славно, а теперь можешь бежать дальше, Алексей Михайлович, да думать на бегу, что именно необходимо сделать, да и смету составить честную, — он словно ждал от меня этого разрешения удалиться. Вскочив и лишь кивнув на прощанье, князь выскочил из кабинета. Работы ему предстоит много, так что пущай бежит.

Неслышной тенью в кабинет проскользнул Митька.

— Ушакова зови, — я откинулся на спинку кресла. — Скажи, что Черкасскому удалось полностью выкупить почту из лап немцев. Пущай сюда выдвигается и Гольбаха с собой захватит. Будем думать, как «черные кабинеты» при почте лучше организовать. И, Митя, кофе мне принеси, а то, что-то уже башка не соображает ничего.

— Загонишь ты себя, государь Петр Алексеевич, — нахмурившись, сообщил мне Митька. Я же только покачал головой.

— На том свете отоспимся. Ты пойми, не могу я пока остановиться, чувство у меня, вот здесь, — я положил руку на грудь как раз напротив того места, где билось сердце, — что времени у нас осталось очень мало. Что-то должно произойти, и мы должны быть готовы. Мы, именно мы, Митя, должны вершить историю, а не то… — я замолчал, уставясь в одну точку.