Что они уснули, оставив непогашенными окурки, Масютин не верил. Что включали обогреватель, когда за окном плюс двадцать по ночам, тоже. Кто-то очень удобно избавился от Удобного, в такое вот очень удобное для всех время. Когда господин Степан Васильевич предавался утехам в собственной спальне собственной дачи.

Кто это мог быть, например?

Да кто угодно, господи! Желающие простояли бы в очереди неделю, так ее и не дождавшись.

Удобного могли убить партнеры по бизнесу. Это ведь сейчас в порядке вещей — убить, когда не хочется ни с кем делиться, так ведь?..

Мог убить кто-нибудь из давних друзей, которых из благих побуждений и припертый к стенке властями Удобнов помог отправить за решетку.

Могла мстить жена за многочисленные измены. Мог мстить муж той женщины, которая сейчас буквально превратилась в мумию, судорожно стиснув на груди обгорелые останки рук. Если она, конечно, была замужем. Но если даже и не замужем, у нее мог быть, к примеру, дружок.

Масютин вздохнул с глубокой печалью.

Короче, поле деятельности без линии горизонта. Только успевай качать версии и отрабатывать их потом…

— Смотрите, какая интересная штучка! — вдруг радостно воскликнул эксперт и засветился, словно майское солнышко, рассматривая найденную им штучку. — Глянь, Женек, преинтересная штуковина! Кажется, даже с гравировкой. Какая красота! Какая удача! Вам, парни, не придется даже париться, устанавливая личность потерпевшей. Кулончик-то у нее аккурат на шейке был. Вовочка над ним поколдует и, возможно, имечко с фамилией вам и преподнесет на тарелочке с голубой каемочкой. Ох что с вас со всех за это будет!..

Эксперта, балагура и весельчака Вову Жимина обожали все без исключения. Даже брезгливая не в меру Наташа Ростова — старший следователь убойного отдела, и та могла смело взять из его рук кусок пирога и, не поморщившись, доесть за ним. Маленький, кругленький, с вечно веселыми глазами и хорошим настроением, Вова Жимин любил повторять:

— Не цените вы жизни, братва! Ой не цените! Как бы нагляделись на изнанку-то ее в том объеме, в котором я на нее любуюсь, так заценили бы, да…

И вот сейчас Жимин держал в пинцете что-то отдаленно напоминающее тоненькую веревочку. Но это была не веревочка, уцелела бы она в огне, как же. Это была цепочка, золотая, по всей видимости, поскольку почти не пострадала. А на цепочке болтался закоптившийся изрядно неправильной формы кругляшок, кулон, стало быть.

Ему бы радоваться, Женьке-то Масютину, — вещественное доказательство, как-никак, да какое, а он побледнел. Побледнел и словно к обгоревшему полу прирос. То, о чем он подумал, то, что молниеносно родил его исстрадавшийся без Светки мозг, ему страшно не понравилось. Назовите это предчувствием, прозрением или еще какой-нибудь чертовщиной, но Масютин смотрел, вытаращив глаза, на закоптившуюся безделушку и не в силах был сдвинуться с места.

— Глянь-ка, Женечка, какая затейливая игрушечка. — Вова на коротких ножках подкатился к Масютину колобком и сунул ему под нос пинцет с извивающимся металлическим шнурком. — Смотри, я-то думал, что это медальон в виде обычного круга, а это…

— А это медальон в виде солнца. Круглого солнца в ореоле лучей. — И как он выговорить-то сумел, не рухнув в обморок и не заорав во всю мощь своих легких. Выговорить, взять из рук Вовы пинцет с цепочкой и отойти со всем этим добром к окну.

— Ну да, ты прав, Женечка. — Жимин семенил за ним следом, впившись взглядом в безделушку. — И в самом деле, будто солнце и лучи от него.

Свет…

Света, Светланка, Светуля…

Это для нее по его заказу изготовили этот кулон. Для нее и только для нее, ни для кого больше. Второго такого не было и быть не могло, так утверждал ювелир. Пускай недорогая штучка, но затейливая. И гравировка там имелась с ее именем и фамилией и романтической припиской о лучах света, в которых он…

Умер бы он прямо там, что ли! Умер и не чувствовал бы ничего больше — ни боли той чудовищной, ни страха…

Только убедившись в том, что это ее вещь. Что он не ошибся, не обманулся в своих подозрениях и опасениях. Что это именно тот медальон, который он подарил Свете на ее день рождения, который только неделю назад как отпраздновали. Только тогда Масютин вернул вещественное доказательство Жимину обратно. Вернул и, по-прежнему старательно избегая взглядом растерзанную пламенем кровать, пошел, слегка пошатываясь, к выходу.

— Эй, Женя, ты чего это? — окрикнул его Вова, убирая кулон с цепочкой в пластиковый пакетик. — Ты куда? Мы же только начали. Сейчас будем девицу смотреть.

— Что-то мне нехорошо, Вован, извини. Пойду, глотну воздуха.

Объяснение вполне устроило всех, кто находился в спальне. Тошно было не ему одному. Следом за Масютиным кто-то еще вышел, он не видел и не понял, кто именно. Правда, этот остался на первом этаже, за ним не последовал.

Он вышел на улицу, снова поднырнул под опоясывающей дом сигнальной лентой. Дошел до самого дальнего угла дачной усадьбы и, только скрывшись из виду всех, кто работал на пожарище, упал. Упал в бушующий цветением сиреневый куст. Странно, как не оцарапался и глаза себе не выдрал. Что-то сберегло его, понять бы, что именно.

Он больно ударился плечом, но почти этого не почувствовал. Завалился на бок, подтянул коленки до самого подбородка и с силой зажмурил глаза.

Хотя лучше бы он этого не делал. Тут же перед глазами замелькали жуткие картинки обгорелой спальни, покореженной пламенем кровати и двух человеческих тел, облизанных пламенем до неузнаваемости.

Она же… Она же такая красивая была. Беленькая такая вся, маленькая. С самыми прекрасными на свете голубыми глазищами, что смотрели на него почти всегда со смесью мольбы и восхищения.

— Женечка, миленький, а можно мне…

— Женечка, любимый, пожалуйста, позволь мне…

— Ты не обидишься, если я…

Господи! Все же чисто было! Чисто так, что чище не бывает! Он даже с Жанкой перестал в кровать ложиться, лишь бы их любовь не испохабить. Он же на полном серьезе собирался жить с ней. Собирался разводиться с Жанкой, чтобы сделать Светке предложение. Хотя она никогда и не просила его об этом. Никогда! Даже не намекала. И разговоров о будущем никогда не вела. Она и мечтать-то не смела, зная, что у него жена имеется и двое пацанов! Или…

Или совсем не в этом дело?! Или дело все в том, что Светка не собиралась связывать свое будущее с ним, а? И он для нее был чем-то вроде забавной игрушки для взрослых? Большой красивый дядька, длинноволосый, вечно загорелый и смелый, да еще с пушкой под пиджаком. У него всегда про запас находилось с десяток всяких разных историй, от которых испуганно сжималось ее юное девичье сердечко. Чем не игрушка для взрослой девочки, любящей фильмы про Дикий Запад и Матрицу.

Светка, Светка, как же так-то?! Как же ты могла так глупо закончить свою неначатую жизнь?! Ты же ничего в этой жизни не видела, кроме боли, холода, лишений и унижения. Ты же только-только начала верить во что-то. И верить начала только благодаря ему — Женечке.