Господь не покидал защитников Кроншлота». Утренний слабый ветер с севера шведской стрельбе не мешал – одна бомба упала на палубу галеры «Св. Петр», но, к счастью, не взорвалась. И вскоре ветер перешел «в свежий западный – бомбардирские суда раскачало, и лишняя стрельба сделалась безвредной».

К. Крюйс прекрасно понимал, какую опасность несет настойчивость шведов. Осмотрев «Кроншлот» и Ивановскую батарею, созвал очередной совет и сказал офицерам простые, но важные слова: «Надобно победить или умереть». «Офицеры обещали и сдержали слово».

К. Крюйс докладывал Р.В. Брюсу: «…здесь довольно есть куражу или смельства, но есть токмо недостаток в способах. Ежели б я еще шесть добрых 18-фунтовых пушек да две добрых гаубицы на моих батареях имел, то чаял бы неприятеля принудить вскоре от бомбардирования своего пристать»[58]. На следующий день Р.В. Брюс прислал К. Крюйсу две мортиры и две 18-фунтовые пушки для установки на Ивановской батарее, а 9 июня еще шесть больших пушек, две мортиры и сто пудов пороху. Все орудия были оперативно установлены на батареях.

Настойчивые шведы 10 июня снова подошли к нашим позициям и начали пальбу, которая не отличалась точностью. Правда, одна бомба попала в сруб «Кроншлота» и «взорвалась таково, что весь Кроншлот потрясся». Стрельба русских артиллеристов была более меткой: «Будто из мушкетов, – писал К. Крюйс, – и нам часто можно слышать, как ядра в корабли неприятельские щелкали». Вскоре ветер стих, и Крюйс приказал галерам, «ходившим под веслами», атаковать шведские бомбардирские суда, так как они были наиболее опасны из-за своей артиллерии. От огня наших галер вскоре с них «щепа вверх полетела», и шведы отвели свои суда шлюпками. Тогда галеры перенесли огонь на корабль К. де Пруа, заставив отойти на прежнюю позицию в пяти верстах от «Кроншлота». Ночью они ремонтировали свои корабли, а с косы «видели, что на одном из кораблей семь заплат поставили». Наши потери составили 13 человек убитыми и 19 ранеными.

На следующий день на Котлин привезли из Петербурга гаубицу и несколько мортир, которые скрытно поставили в лесу, создав тем самым батарею, названную Лесной.

Петербургский комендант Р.В. Брюс 15 июня приехал к К. Крюйсу в гости. После хорошего обеда Крюйс пригласил его на Ивановскую батарею. Неприятель в это время «был в великой прохладе и увеселении, на литаврах и трубах довольно играя». Неожиданно для них Ивановская батарея сделала два выстрела, одним из которых сбило с кормы адмиральского корабля «разные галдареи», затем открыла огонь Лесная батарея, о которой шведы еще не знали. «Неприятель пришел в неизреченную конфузию и альтернацию», и шлюпки оттащили корабль из-под огня русских пушек.

Усиление обороны Котлина продолжалось. К полковнику Толбухину прибыл поручик артиллерии Гильсон с 12 6-фунтовыми пушками, доставив при этом по 150 картечей и 300 ядер на каждое орудие. Из этих пушек две установили на батарее Толбухина № 1, а из десяти остальных сформировали батарею Толбухинскую № 2. К «Кроншлоту» 21 июня прибыли два бомбардирских шмака[59], и Крюйс тотчас дал галерам сигнал атаки. Шведский флот, увидев наступающие галеры и шмаки, ушел в море, и этим пока закончились попытки шведов овладеть «Кроншлотом».

Боевые действия возобновились через месяц. К этому времени оборона Котлина значительно усилилась. 10 июля на северном фарватере появились три шведских фрегата и две шнявы. Произведя рекогносцировку, они сделали два залпа по батарее Толбухина № 2, которая учинила им «добрый ответ». Через день шведские шнявы вернулись и делали промеры северного фарватера. Понимая, что шведы готовят серьезную атаку, Крюйс приказал Толбухину и Островскому сделать «транжамент», то есть ретраншемент[60]. А на совете Крюйс сказал офицерам, чтоб, когда неприятель будет приближаться, «себя в явь не казать, а открыть пальбу только когда будут у берега». 14 июля на рассвете неприятельский флот в количестве 24 вымпелов приблизился к Котлину. Они подошли так близко, насколько позволяла глубина. Передовым был адмиральский корабль – по нему и сделали первый залп русской артиллерии, который пробил борт почти по самой ватерлинии. Началась обоюдная пальба: «Неприятель начал всею своею силою, из верхних и нижних пушек, с обоих сторон с кораблей против острова стрелять, на что наши, как добрые солдаты, им ничем должны не остались».

Огонь береговых батарей оказался настолько сильным, что вскоре шведы отступили для «починки» адмиральского корабля, а вперед выдвинулись бомбардирские корабли, составлявшие тогда главную силу в борьбе флота с берегом. Обстрел косы продолжался до 11 с половиной часов утра. После этого от эскадры отделились мелкие суда и быстро пошли к берегу. По мере их приближения к косе огонь со шведских судов прекращался, чтобы не уничтожить свой же десант. Это позволило батареям и пехоте Толбухина спокойно стрелять по шведским шлюпкам. Им пришлось остановиться у мели, находившейся в сфере ружейного огня русских, но по пути к берегу глубина увеличивалась, и шведам подчас приходилось идти по горло в воде. Некоторые тонули, а «наших полков солдаты, не утерпя, начали палить залпами и неприятеля побили». Батареи в то же время били картечью, и неприятель пришел «в полную конфузию». Крюйс доносил царю: «…нашими солдатами выловлено из моря 330 шведов, побитых и потонувших; ныне достали еще 90 тел; взято в плен семь офицеров и до 60 рядовых»[61]. Наши потери составили 29 человек убитыми и 540 ранеными.

В августе «в 18-й день явился шведский флот, и посланы были наших 7 галер, в 19-й день был великий бой с 3-го часа; и за погодою галеры поворотились назад, а корабль в море…».

Это было последнее «серьезное дело» на Котлине, тоже проигранное шведами, потому что они дали нам время вооружить батареи, и, самое странное, они не знали местности, которой владели около 200 лет. Шведские корабли еще несколько раз появлялись на горизонте, но, видя готовый к отпору флот, атаковать не решались.

Больше ни в этом, ни в последующих годах шведы не предпринимали попыток атаковать Котлин и «Кроншлот». Однако в 1706 г. такая опасность еще существовала, и Крюйс в своих донесениях и письмах Петру I неоднократно отмечал необходимость усиления обороны острова, в частности, постройки укрепления, рассчитанного на размещение постоянного гарнизона в 1500 человек, и сооружения вблизи «Кроншлота» еще одной морской крепости. К. Крюйс справедливо считал, что это позволит освободить «корабельный флот от исключительной обязанности оборонять устье Невы и даст ему возможность действовать активно».

Но еще одна морская крепость – «Цитадель» – будет построена позднее, а пока, к лету 1706 г., на косе, на месте Толбухинской батареи № 2, построили