Джесс забеспокоилась.

— Так ты, значит, хочешь его выгнать?

— Ну, зачем же. Думаю, что мы вполне можем попросить его наладить нам водопровод во время отпуска, как ты считаешь?

Джесс чуть не свалилась с кушетки.

— Он сказал, что ему нравится Вирджиния! И он подумывает, не привезти ли сюда свою дочь, ее зовут Джина, и он сказал, что я ему ее немного напоминаю! А я сказала, что она сможет остановиться у меня, в моей комнате есть лишняя кровать и я, правда…

— Ну, об этом мы поговорим позже, — перебила ее мать. — Вот все, что я могу обещать.

— Надеюсь, что это будет хорошо для тебя, — выпалила Джесс.

Сердце Мэдж оборвалось.

— Что ты имеешь в виду?

Дочь вспыхнула. Смутилась. Взглянула ей в лицо так, как Мэдж в ее возрасте еще не умела смотреть.

— Он готовит, мама. Не забудь об этом.

— Персик тоже готовит.

— Персик печет оладьи и пирожки… А ты пробовала чесночный соус Майкла?

— Мистера Джордана!

— Хорошо, ты пробовала чесночный соус мистера Джордана? О, мама, пожалуйста. Я научусь делать его, и мы сможем есть спагетти, когда захотим!

Мэдж засмеялась.

— Посмотрим, — сказала она и встала на ноги. Но тут же почувствовала такую слабость, что чуть не упала. — Поди сюда, — позвала она Джесс.

Дочь подошла, и она сделала то, что ей хотелось сделать с момента прихода домой. Она обняла это хрупкое тельце и прижала его к своему сердцу. Она вдыхала аромат свежевымытых волос, чувствовала нетронутую нежность кожи и думала о тех далеких мгновениях счастья, когда держала на руках Джесс-младенца. Тогда она сформировала свое кредо. Пока мои дети в порядке, я тоже буду в порядке. И все эти годы так и было.

— Спасибо, милая, — сказала она с чувством. — Ты ужасно разумная девочка.

— А я что говорила! — И лукавые искорки вспыхнули в глазах.

О, этот птенец уже готовится вылететь из гнезда, правда еще колеблясь между свободой и безопасностью. Между соблазнами большого мира и теплом материнских объятий. Но Мэдж так не хотелось отпускать своих детей! Ведь в них был весь смысл ее жизни.

— Все будет хорошо, — произнесла она, обращаясь больше к себе, чем к дочери. — Обещаю.

Как будто этого было достаточно.

Майкл стоял посреди сверкающей белизной кухни, помешивал булькающий соус и терялся в догадках. На что он мог надеяться? Каждый раз, когда она входила в комнату, его неудержимо тянуло к этой женщине. Ему хотелось подойти и спрятать лицо в ее душистых волосах. Увидеть на ее губах улыбку, предназначенную именно ему. Услышать ее смех. Стереть с ее лица печаль.

Но Майкл не был уверен в своих силах. Иногда ему начинало казаться, что она сейчас вооружится поварешкой и вышвырнет его из дома. Он не знал, как надо действовать. Что бы ни говорил Энди, но он не был тем человеком, который мог бы «подцепить» эту женщину, и уж меньше всего на свете ему хотелось причинить ей хоть малейший вред.

И тут вошла она.

Прежде всего, надо не забывать дышать, сказал себе Майкл. Все остальное само собой образуется.

— Нам с вами надо поговорить, — сказала Мэдж.

Он даже не удивился. Но почувствовал, что сердце забилось сильнее, а ладони вспотели.

— Я знаю.

Она стояла в дверях гостиной, бледная и суровая. Майкл с трудом удержался от того, чтобы не подойти и не обнять ее.

— Я сегодня прошелся по магазинам, — вежливо сказал он. — Можно предложить вам пива?

Мэдж неожиданно улыбнулась, и от былой суровости на ее лице не осталось и следа.

— Пожалуй, да, — выдохнула она.

Майкл достал из холодильника две банки.

— А где наш замечательный посредник?

— Переживает стратегическое отступление.

— Никогда не говорите «отступление», — посоветовал он, вскрывая банку и с удовольствием слыша характерное шипение. — Гораздо лучше звучит «перегруппировка».

Мэдж покачала головой.

— Чья это была идея?

— Мы с вашей дочерью отлично спелись. Идея принадлежит ей, а я уже продумал детали.

— Ох, уж эти мне заговорщики!

— Она замечательная девочка. Вы можете ею гордиться.

Мэдж ощетинилась.

— Я горжусь. Но есть определенные границы ответственности, например, кому разрешается приглашать мужчин в дом на неделю-другую.

— Но это не совсем…

— Мне не нужно, чтобы кто-то держал меня за руку. Я не желаю, чтобы кто-то наблюдал за мной, как стервятник, готовый обглодать мои психологические кости.

Она, должно быть, осознала, что перешла на повышенный тон, и внезапно умолкла. Сверкнула глазами. Отпила добрый глоток пива, что совсем не вязалось с ее праведным гневом.

Майкл сделал вид, что ничего не заметил.

— Я останусь, только если вы захотите говорить об этом.

— Говорить об этом? — откликнулась она, и румянец чуть тронул ее бледные щеки. — Я говорила об этом до хрипоты. Я кричала и бросалась на людей и оскорбляла совершенно посторонних. Ничего хорошего. Если хотите знать, пригласив вас к себе в дом, я совершила самую дурацкую ошибку из всех, которые делала в своей жизни, и я не собираюсь повторять ее.

Майкл помедлил с ответом.

— Дурацкая? — спросил он наконец.

— Знаете, — осторожно сказала она, — я не считаю, что ваше желание помочь нам — удачная идея. Я не хочу занимать ваш отпуск и вполне могу найти подрядчика, чтобы закончить работу…

Майкл протестующе поднял руку.

— Вы, наверное, не представляете, что у меня на уме, — сказал он, искренне надеясь, что будет правильно понят. Он словно шел вслепую по минному полю, не зная плана минирования и не умея обезвредить мины. — Я буду почти все время в гостинице. Гарантирую хорошую работу и хорошее поведение… Уверен, что Персик с удовольствием присмотрит за мной. Я знаю, что, вернувшись сюда, разворошил кое-какие воспоминания… Но, думаю, смогу вам помочь избавиться от этого.

— Я не нуждаюсь…

— Это не означает ничего иного, как просто посидеть и поговорить вечерком, когда вам не спится. Я знаю, как трудно бывает людям, которые не избавились от ночных кошмаров.

— Вы думаете, меня мучают ночные кошмары?

— После Кореи у нормального человека иначе быть не может.

На мгновение он подумал, что ее хватил удар.

Ее глаза расширились, тело напряглось, рот слегка приоткрылся. Жестянка с пивом хрустнула у нее в руках.

— Дышите! — поспешно скомандовал Майкл.