Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Женаты? — со смутной надеждой спросил атаман.
— Вдовец, — как можно спокойнее попытался ответить Гранин, но свежее горе вдруг завладело им, и голос невольно задрожал. Лядов посмотрел с невольным сочувствием и снова вздохнул.
О том, что его жена покинула этот мир семь лет назад, Гранин узнал лишь совсем недавно, в тот день, когда его заключение было прервано. Враз утративший все свое балагурство Семен строго велел собираться, и Гранин так растерялся, что не сразу сообразил: ничего из того, что было в лечебнице, он ни за что на свете не заберет с собой. Только надел ненужные прежде теплый кафтан и плащ — и был готов.
В Грозовую башню они прибыли в закрытой коляске, и цокот копыт вокруг свидетельствовал, что ехали в сопровождении конной охраны.
С грохотом захлопнулись позади тяжелые двери, шаги гулко звучали по узким каменным коридорам, и безликие молчаливые гвардейцы распахивали перед ними решетку за решеткой. В чадном дыму факелов было трудно дышать, и Гранину казалось, что по бесконечной винтовой лестнице он поднимается прямиком в ад.
Канцлер ждал его в своем кабинете на самой вершине, и Гранин подумал, что не взбирается же он сюда каждый день пешком и что наверняка есть какой-то хитрый подъемный механизм, недоступный для опальных лекарей.
И, хотя Гранину уже было совершенно нечего терять, он все равно боялся этого человека.
Власть, которой обладал канцлер, не имела границ. Наверняка даже императрица его опасалась, что уж говорить о таком мелком человеке, как пропавший много лет назад никому не нужный лекарь.
Хороший, возможно, лучший в городе, но уже позабытый.
— Надо признать, Михаил Алексеевич, вы безупречно выполнили мое маленькое поручение, — благожелательно произнес канцлер, и не думая подниматься из-за огромного, заваленного бумагами стола. Его парик небрежно валялся в кресле вместе с жабо, лысая голова была обмотана шелковым шейным платком, будто канцлера терзала обыкновенная мигрень.
Гранин и не сомневался, что Лядова сдержит обещание и отступится от своих потешных дуэлей, которые и нужны-то ей были исключительного от скуки, для эпатажа и из-за весьма специфического воспитания. Чудо, что папа-атаман до сих пор не отдал ей один из своих полков потехи ради.
Гранин сделал один осторожный шаг вперед и едва не отступил снова, увидев в углу кабинета зловещего цыгана Драго Ружа, усмехавшегося в густую курчавую бороду. Было совершенно невозможно определить, сколько ему лет, — это лицо с одинаковой вероятностью могло принадлежать как сорокалетнему, так и столетнему человеку.
— И это открывает определенные перспективы для нашего сотрудничества, — меж тем размеренно продолжал канцлер, устало прикрыв глаза. — Мария Михайловна сообщила, что Александра уезжает в загородную усадьбу Лядовых, и это существенно усложняет, — тут он фыркнул, — мою шпионскую деятельность.
— Я в деревню не поеду, — немедленно сообщил Гранин, которому вовсе не улыбалось служить канцлеру в позорном качестве соглядатая. И он снова бросил осторожный взгляд на цыгана: ну к чему он здесь?
— Поедете как миленький, голубчик, — по-отечески мягко возразил канцлер, — если, конечно, хотите узнать о судьбе своих сыновей. Супругу вашу уже не вернуть, но ведь родительские чувства не оставили вас и в заточении? Зов крови, Михаил Алексеевич, сложно перешибить, уж я-то знаю.
— Что с Надей? — глухо спросил Гранин, ощущая острую тоску, разлившуюся по груди. Канцлер бил наотмашь, по самому больному, и дышать стало тяжело, а мир потерял свою четкость. Гранин был стариком, и здоровье его, некогда крепкое, изрядно истрепалось от времени. Он даже испугался, что его вот-вот хватит удар, и на всякий случай оперся рукой о кресло.
Умирать на глазах канцлера и его жуткого цыгана не хотелось, и от этой последней насмешки судьбы становилось лишь хуже.
— Ваше исчезновение следовало как-то объяснить, — голос канцлера доносился будто через толстую перину, и Гранину было сложно вникнуть в его слова, — поэтому мы обставили все так, будто вы покинули семью добровольно. Ваша жена осталась разгневанной и, боюсь, полной ненависти к вам.
И тогда в голове Гранина лопнул какой-то сосуд, удерживающий его на поверхности сознания, боль в груди стала невыносимой, а воздух перестал попадать в легкие.
Какой бесславный конец, успел подумать он — и еще о Наденьке, так подло обманутой, и о том, как же она пережила такое предательство, а потом гортанный цыганский голос заполонил все вокруг, слова были незнакомыми, на неизвестном Гранину языке, и он понял, что все еще слышит и даже немного мыслит.
Все тело полыхало, корчилось и менялось, ему выкручивало суставы, ломало кости, сползала, казалось, кожа, и пытка эта длилась почти бесконечно, а потом Гранин ощутил щекой холодный пол и, наконец, задышал и тихо заплакал, не в силах справиться с отголосками страшной муки внутри себя.
— Вот что меня удивляет, Драго, — раздался холодный голос над ними, — почему в тебе, валахе, так сильно наше «авось»? Ты когда-нибудь соизмеряешь свою силу? Что это такое?
— Хватил слегка лишку, — ответил все тот же гортанный голос с сильным акцентом.
Наступила пугающая тишина.
Гранин с трудом сел, откинув с лица длинные темные волосы.
— Что вы со мной сделали? — хрипло спросил он.
— Уж так, Михаил Алексеевич, вышло, — канцлер присел на корточки перед ним, с любопытством разглядывая Гранина, будто впервые его видел. — Авторитет мудрого лекаря, который спас Александре жизнь, теперь потерян, но это не значит, что вы мне не пригодитесь. Дмитрий Петрович, — негромко позвал он, но дверь тут же притворилась, и в щели образовалась физиономия самого секретарского вида, — вы уж подготовьте нам документы… Михаил Алексеевич, знает ли Александра ваше имя?
— Нет, — ответил он бессильно, — не помню, чтобы о том заходила речь…
— Ну вот на Гранина Михаила Алексеевича и составьте, что ему лишнее вранье на себе носить. Кто теперь вспомнит, что был когда-то такой лекарь. По чину… ну пусть будет коллежский секретарь, что ли.
— В моем-то возрасте? — вырвалось у Гранина честолюбивое, и это более других причин убедило его ясно и неотвратимо, что он еще жив.
Жив и удивительно хорошо себя чувствует, как не чувствовал уже много лет.
— Да, с вашим возрастом, Михаил Алексеевич,
