— Она за него вышла.

— Понимаю, — протянула она, — брак для прикрытия.

— Сомневаюсь, — желчно ответил Маршалл. — Я дал им свое благословение и после объявления помолвки старался держаться от них подальше, однако, похоже, Кент меня по понятной причине невзлюбил. — Он бросил на нее насмешливый взгляд. — Джейд сумела сделать так, что мне было просто не отвертеться от приглашения на свадьбу, а во время приема она намекнула, что желает встретиться со мной по возвращении из.., поездки. В конце концов пришлось в некотором смысле.., скажем, пойти на грубость. — Он пожал плечами. — И делу конец.

— Но она же любит тебя, Маршалл! — вознегодовала Келси.

— Она не имеет понятия, что это такое.

— Но…

— Прошу тебя, Келси! — Было видно, что он сдерживается из последних сил. — Мир, в котором живет Джейд, нисколько не походит на твой, там действует совершенно другой моральный кодекс. Она обладает умом и характером и благодаря этому держится на плаву. — Келси неотрывно следила за ним глазами, полными отвращения, и он улыбнулся, но улыбка была неприятная. — Не скажу, что я в восторге от всей этой истории, но факты — вещь упрямая. А у меня, хочешь — верь, хочешь — нет, имеется свой кодекс чести, и я строю жизнь, сообразуясь с ним. И еще: я ни единого раза в жизни не брал ничего, что не принадлежит мне по праву.

В глазах Келси ясно отражались все ее мысли, и он с тихим вздохом откинулся на спинку стула — бровь приподнята, по лицу блуждает добродушная усмешка.

— Вижу, ты этому не веришь.

— Я этого не сказала.

— А тебе и не нужно ничего говорить. — Он окинул ее задумчивым взглядом. — Дело только во мне или ты так отрицательно относишься ко всему мужскому полу? Ума не приложу, как это у Грега хватило храбрости пригласить тебя на свидание.

— Оставь его в покое! — Глаза Келси горели гневом. Как это он все передергивает в свою пользу?

— С удовольствием.

— А ты все такой же, да? — накинулась она на него, отбросив всякую осторожность. — Ничуть не переменился. — И Келси свирепо уставилась на него.

— Благодарю за комплимент. — Он нарочно поддразнивал ее и, судя по его виду, получал от этого огромное удовольствие.

— Ты знаешь, о чем я говорю, — негодующе продолжила она. — Одна женщина за другой, и всех втаптываешь в грязь… — Она умолкла: черты его красивого лица исказились, оно потемнело от гнева; у Келси от страха по спине пробежал холодок.

— Поосторожней, Келси! — Он тяжело дышал. — Всякому терпению человеческому есть предел. Ты не имеешь абсолютно никакого понятия о моем образе жизни, так что прошу тебя: не морализируй.

— Того, что я знаю, достаточно, чтобы ты мне был противен! — огрызнулась она. Он ничего не ответил, но продолжал пристально на нее смотреть. Молчание длилось бесконечно долго, пока ей не стало казаться, что сердце вот-вот выскочит у нее из груди. Зачем она это сказала? Что это с ней? Она себя в жизни так не вела.

По-видимому, душевное смятение и боль, которые она испытывала, отразились у нее на лице, так как через несколько минут Маршалл откинулся на спинку стула, расслабился и с его лица исчезла гневная гримаса.

— Я испытываю жгучее желание дать тебе хорошего шлепка по твоей великолепной филейной части.

— Что?! — Она в ужасе уставилась на него.

— Я частенько говаривал Дэвиду, что в старом изречении “Кто жалеет розгу, тот губит дитя” есть немалая доля истины, — задумчиво продолжил Маршалл, — и похоже, я, как всегда, оказался прав.

— Попробуй, только попробуй…

— Не искушай меня, Келси. — Его темные глаза сверкнули. — Ты ведешь себя как избалованный ребенок, и я вот-вот начну обращаться с тобой соответствующим образом.

Келси сердито дернула головой, ее волосы золотистой волной заструились по плечам, и от этого в глубине его глаз вспыхнуло нечто такое, от чего у нее зашлось сердце.

— Это только потому, что я не стала вешаться тебе на шею, как другие твои женщины?

Все с тем же загадочным выражением лица он пристально поглядел на нее:

— Прежде всего, ты не принадлежишь к числу моих женщин; тебе хотя бы из вежливости следовало подождать, пока тебе предложат. — Она залилась краской, но он, не давая ей возразить, продолжал:

— Кроме того, у тебя, кажется, сложилось крайне нелестное мнение о моих взаимоотношениях с противоположным полом.

— Я тебя ненавижу!

— Отвращение, ужас, а теперь и ненависть. Похоже, я и в самом деле внушаю тебе сильные чувства, — задумчиво произнес он. — Знаешь, а я и представить не мог, каким занимательным окажется этот вечер. Вы выросли в настоящую штучку, мисс Хоуп. Интересно, где тот храбрец, который сумел бы вас укротить?

— Убирайся ко всем чертям!

— Я у них уже побывал.., и мне там не понравилось.

На мгновение в его глазах сверкнуло нечто, изумившее ее до глубины души. Я, должно быть, ошиблась, уговаривала она себя; он слишком бесчувствен, слишком холоден, чтобы испытывать ту невыразимую муку, которая на секунду скользнула по его красивому лицу.

— А вот и десерт. — Лицо Маршалла снова превратилось в маску холодноватой вежливости; он поблагодарил официанта, который поставил перед ними тарелки.

Келси продолжала напряженно всматриваться в него. Да, конечно, ей это почудилось, просто игра света или что-нибудь наподобие.

— Кушай, пчелка моя, это просто объеденье, — проговорил он с умиротворенной улыбкой, будто весь их разговор ей приснился.

Она послушно воткнула ложечку в сдобный торт, прослоенный шоколадной помадкой и покрытый толстой шапкой свежего крема, и почувствовала себя совершенно беспомощной. Маршалл действительно очень странный человек; чем скорее кончится этот бурный вечер и она благополучно вернется домой, тем лучше!

— Кофе?

Его вопрос вывел ее из глубокой задумчивости, и она с раздражением обнаружила, что за размышлениями проглотила большую часть десерта, даже не распробовав вкуса.

— Спасибо. — Она холодно кивнула, пытаясь подавить страх, который мягким серым облаком обволакивал ее. Вечер уже подходит к концу, ей нет нужды видеться с ним в дальнейшем; она сомневается, встретятся ли они когда-нибудь еще… При этой мысли ее губы тронула кривая усмешка. Почему же он так ее тревожит? Она не могла разобраться в своих чувствах, и это ей не нравилось.

Почти весь обратный путь прошел в глубоком молчании, но Келси почему-то никак не могла успокоиться; наоборот, ее нервы были напряжены до предела. Салон машины был слишком интимным, а он — совсем рядом. Исходивший от него едва уловимый запах, его запах, кружил ей голову, она всем своим существом ощущала мощные руки на руле и длинные мускулистые ноги, вытянутые к педалям совсем рядом. Когда большая машина плавно затормозила у ее дома и он повернулся к ней лицом, черты которого из-за полумрака было трудно различить, она почувствовала какое-то странное ощущение в низу живота. Она хочет, чтобы он ее поцеловал! Стоило ей это осознать, и она вся напряглась, испытывая к себе глубокое отвращение.