Прежде чем группа покинула камбуз, Фоксглав остановился и спросил:

— А можно нам раздобыть еще рома? Ну, знаешь, чтобы спалось лучше.

— Я узнаю у капитана.

Когда четверка ушла, Содд вздохнул и тихо сказал:

— Видит Бог, я стараюсь уберечь их от чрезмерного употребления спиртного. У них есть досадная склонность выбрасывать мебель из окон, когда они выпивают слишком много… и они даже не открывают перед этим ставни.

— Какая же у вас непростая судьба! — картинно усмехнулся Грейтхауз. — Что ж, вернемся к разговору. Я искренне советую вам не делать того, что вы собираетесь…

— Слушай, ты, рулет-переросток! — снова взвился Спрейн. — Никому не интересно твое мнение! Ты тут ничего не решаешь! Решает этот коротышка!

— Вот именно. — Содд отрывисто кивнул, ничуть не смутившись от замечания Спрейна. — Итак, как вы смотрите на то, что я… помогу вам в продвижении вашей музыкальной карьеры?

Мэтью решил, что пришло время вставить свои два пенса.

— Такие ответы лучше давать утром на свежую и трезвую голову, господа. К тому же утром мы могли бы послушать очередную музыкальную жемчужину от наших талантливых попутчиков. С радикальными решениями лучше повременить до утра. На всякий случай.

— На какой еще случай? — прорычал Спрейн.

— Не случай непредвиденных обстоятельств. Просто предосторожность. Помните, как вы рассказывали про выстрел, который чуть не убил Бена или других «Фонарщиков» в переулке, мистер Содд?

— Послушайте, я не вижу необходимости вновь поднимать эту тему. Я же говорю, произошла ошибка, — запротестовал Содд, однако осекся. — Хотя… да, я, конечно, помню, что рассказывал вам об этом. Кто-то явно затаил на нас обиду, так что…

— Бьюсь об заклад, это был какой-нибудь музыкальный критик, — пренебрежительно подметил Грейтхауз.

— Что ж… ладно. Мы вернемся к нашему разговору утром. Думаю, мистер Корбетт прав. Вас это устроит, господа?

Гро пожал плечами. Спрейн высказался за двоих:

— Сойдет. Тогда до встречи утром.

— Мы не спустим с вас глаз всю ночь, — напомнил Грейтхауз. — Поскольку наши гамаки очень близко к вашим, это не составит труда.

— Как тебе будет угодно, здоровяк. — Спрейн насмешливо поклонился. По выражению лица Грейтхауза Мэтью решил, что насилия не избежать. — Идем, Гро! — позвал Спрейн. — Надо проветриться, а то тут воняет.

По пути к отсеку экипажа, где располагались гамаки, Грейтхауз сказал Мэтью:

— Дельце попахивает тухлой рыбой.

— Что ж… мы в воде. Рыба тут водится.

— Остроумие свое можешь засунуть себе в зад, я с тобой не шучу, — предупредил Грейтхауз. Пройдя еще несколько шагов, он остановился в коридоре, где темноту рассеивал единственный фонарь, лениво покачивающийся на крюке. — Вот! — Он отдал Мэтью карманные часы. — Когда эти двое займут свои гамаки, я хочу, чтобы ты стоял на страже. Вернее… после того, как они лягут спать, выходи сюда и дежурь. Я хочу, чтобы ты сел на пол рядом с отсеком экипажа. Разбуди меня в два часа. И заклинаю тебя: только попробуй уснуть! Ты все понял?

— Я понял.

Из восьми гамаков, висевших в душном носовом отсеке с низким потолком, три уже были заняты. Один из пассажиров храпел, как военный горн. Мэтью и Грейтхауз забрались в свои вечерние сетчатые насесты, а минут через десять в каюту вошли Гро и Спрейн, которые тоже расположились в гамаках. Мэтью подождал с четверть часа, затем тихо встал, держа в руке карманные часы, вышел в коридор и уселся на деревянный пол.

Через час он понял, что сильная жара и качка пакетбота начинают усыплять его. Эта задача будет труднее, чем он ожидал. Над ним мерно покачивался фонарь, погружая его в транс. Мэтью все время приходилось стряхивать с себя сон. Он попытался очистить разум от этой вторгающейся паутины с помощью шахматных задач. Перед его глазами оживала доска и фигуры, перемещающиеся по ней в зависимости от ходов, которые он им назначал.

Около полуночи его испугали двое мужчин, вышедшие из отсека экипажа, но это были лишь матросы. Они озадаченно взглянули на Мэтью, но ничего не сказали и просто прошли мимо. Похоже, они заступали на ночную службу. Через несколько минут пришли те, кого они сменяли. Матросы вошли в каюту, почти не обратив на Мэтью внимания, и коридор снова погрузился в тишину, которую тревожило лишь легкое покачивание фонаря на крюке.

Туда… сюда… туда… сюда…

Пакетбот качался, доски скрипели, тени скользили перед глазами Мэтью. И было жарко. Очень жарко. Удушающая тяжесть витала в каждом дюйме пространства. Мэтью вспотел, одежда промокла, жар застревал в легких и почти что душил его.

Резкий кашель заставил Мэтью вздрогнуть. Его тело дернулось, а глаза резко распахнулись. Пару мгновений он пытался понять, где находится, но быстро сориентировался и вспомнил про карманные часы. Они показывали без десяти час. А кашель, похоже, донесся из каюты экипажа.

Внезапно раздался еще один кашель, словно бы отвечавший первому. Можно ли сказать, что покашливал мужчина с крайне высоким, почти женским голосом, тогда как первый кашель звучал, как утробный рык чудовища? Возможно, это сигнал?

Мэтью прислушался, но кроме тихого храпа больше ничего не услышал.

Внутри него родилась злость. Мэтью ругал себя за то, что уснул, и за то, что взялся за это дурацкое поручение. Если Гро и Спрейн действительно были убийцами, зачем им убивать Довера на лодке, где куча свидетелей? Куда они потом сбегут, когда дело будет сделано? В царство рыб? Нет, сидеть здесь и караулить было просто смешно!

И все же…

Мэтью решил, что лучше ему встать и проверить гамаки. Не прошел ли кто-то мимо него, пока он ускользнул в царство Морфея? В тусклом свете фонаря он разглядел Гро и Спрейна. Они оставались на своих местах, хотя обе ноги Гро свисали по бокам, так что он находился на месте не целиком.

Мэтью вернулся на место своего караула. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как и дальше пытаться сопротивляться сну и смотреть, как медленно текут минуты на карманных часах.

Ровно в два — то есть, через четыре часа после того, как Мэтью задремал на посту, — он встал, подошел к гамаку Грейтхауза