Джереми Л. Смит уже позавтракал. Ему принесут то, чего он хочет, — вечером. Но теперь ему предстоит работа, поэтому пива сейчас нельзя. Он пьёт кофе, ест гамбургер. Он до сих пор жрёт гамбургеры, эти суррогаты, подножный корм.

Смотрите рекламу: вкуснейшая, нежнейшая булочка с кунжутом, аппетитная котлетка, свежие помидоры, зелень, огурчики. Острый томатный соус. Ах, как рекламная девушка вонзает свои белые зубки в это аппетитнейшее блюдо, квинтэссенцию американской мечты. Картошка, кола. Смотрите, как они счастливы, как они сыты, как им уютно и хорошо.

А потом они жиреют. Превращаются в куски мяса. Их самих впору перерабатывать на гамбургеры. «Только сегодня! Бигмак с человечинкой!» Они жрут в «МакДаках» по четыре раза в день, а потом подают в суд на сеть закусочных, потому что гамбургеры вызвали у них ожирение. Они требуют, чтобы на кофе было написано «Осторожно! Горячо!», а на котлетах «Осторожно! Жирно!». Им нужно всё разъяснить, разложить по полочкам, а если вы не сделаете этого, звоните своему адвокату. Он вам понадобится.

Джереми Л. Смит — из таких. Если бы он разжирел, он бы подал в суд на производителя гамбургеров. Это как брат убитого, подающий в суд на производителя оружия. Джереми Л. Смит ест гамбургеры, потому что это вкусно. Это и в самом деле вкусно. Я гарантирую. Это очень сытно и вкусно. Ешьте. Радуйтесь жизни.

* * *

Толпа перед вами. Вот она: скандирующая, бешеная, безумная. Это не люди — это масса, месиво, океан, в котором невозможно выделить кого-то отдельного. Это просто бесконечная цветастая палитра. Они что-то ревут, кричат. Они скандируют: «Джереми! Джереми!» Кто-то орёт: «Иисус!» — и толпа подхватывает этот крик. Они зовут своего личного Христа. Не того длинноволосого печального человека с картинок в детских Библиях. Не изрезанного прутами и плетьми мученика на кресте. Нет, что вы. Они зовут своего Христа. Гладко выбритого, аккуратно постриженного, в белоснежном костюме. Точно так же две тысячи лет назад толпа выбрала Варраву. Они кричали «Варрава!» не потому, что хотели освобождения убийцы. И даже не потому, что не хотели освобождения Христа. Просто толпа подхватывает тот крик, который звучит громче других.

Суть в том, что когда ты выходишь на трибуну, ты вынужден фильтровать базар. В какой-то момент ты понимаешь, что, если сейчас ты крикнешь со сцены «Хайль Гитлер!», тебе ответят «Зиг хайль!». Если ты поднимешь руку, тысячи рук взметнутся в ответ. Ты можешь приказать своей толпе любить ближнего. Или убивать. Вот там, говоришь ты, стоит человек, которого нужно разорвать на части. И толпа разорвёт. И съест, если ты прикажешь ей съесть. Доброе утро, Мессия.

Джереми Л. Смит научился фильтровать базар. Ему пишут речи лучшие спичрайтеры мира. Они продумывают каждое слово, каждое выражение. Каждую запятую. С ним занимаются лучшие логопеды и специалисты по психологии масс. Он должен произносить каждое слово с определённой интонацией, и ни с какой другой. Потому что, если он скажет что-то не так, он может вызвать хаос. Он может спровоцировать бурю, войну, катаклизм. Несколько слов Джереми Л. Смита могут перевернуть мир. Его речи транслируют все телеканалы мира. Они прерывают любые передачи. Они прерывают мультфильмы, и дети слушают, как Джереми Л. Смит благословляет их. Матери умилённо смотрят на детей, потому что они не знают, каков Джереми Л. Смит на самом деле. Они не видели, как он трахает Полли Сазер. Смотрит на труп матери в колодце. Как размазывает говно по офису хозяина автомастерской. Доброе утро, дорогие матери. Ваши дети мечтают стать такими, как Джереми Л. Смит. Эти мечты могут сбыться. Нужно просто реже мыться и научиться размазывать сопли по стенам. И вы будете как Джереми. В этом нет ничего сложного.

Джереми Л. Смит идёт по длинному коридору. Ему что-то говорят напоследок. Ему говорят это каждый день. Он уже давно выучил всё наизусть. Он сам может работать спичрайтером. Потому что все его речи, все его благословения — это одно и то же. Просто нужно подавать это по-разному. Джереми Л. Смит не любит это, но понимает, что без этого — никак и никуда.

И вот начинается. Он выходит на балкон. Это собор Святого Петра. Перед ним площадь Святого Петра архитектора Джованни Лоренцо Бернини. Бернини строил её шесть лет — с 1657 по 1663 год. Два фонтана, обелиск, колоннады, подчёркивающие перспективу, — всё это гениально. Здесь умещаются несколько тысяч человек. Бернини справился со своей задачей.

Старый берлинский рабочий рассказывал как-то о событиях 1933 года. Он пошёл на площадь, чтобы послушать речь новоизбранного лидера Адольфа Гитлера. Он слишком много о нём слышал. Голосовал он не за него, но это было неважно. Он стоял на площади и слушал. Нет, даже не слушал — он вдыхал слова Гитлера, он наполнялся ими с головы до пят. Каждое слово лидера звучало как медный колокол, как удар литавр. Он неожиданно понял, что только Гитлер, и никто иной, должен стать лидером этой страны, её вождём, её Мессией.

А потом он вернулся домой. И жена спросила его: «Ну, как речь?» «Великолепная речь!» — ответил он восторженно. «А о чём он говорил?» — спросила жена. И тогда рабочий понял, что не может вспомнить ни слова из речи Гитлера. Он помнил безумные глаза людей — такие же были и у него. Он помнил ясную, чёткую дикцию оратора, помнил его жестикуляцию, помнил, как его голос проникал в самую суть, в самую глубину. Но он не запомнил, о чём говорил Гитлер. Ни слова. Ни фразы.

Джереми Л. Смит — такой же. Он будет говорить, жестикулировать, запрокидывать голову и взывать к небу. Толпа будет повторять каждое его движение, каждый жест. Она будет шептать его слова, будет впитывать его голос, но не запомнит ничего. Потому что Джереми Л. Смит, по большому счёту, ничего и не скажет. По сути, он будет стоять на трибуне и молчать. Это немота. Это самая страшная немота из всех возможных.

Занавесь раздвигается. Шёлковые шнуры, бархатные портьеры. Джереми Л. Смит смотрит на толпу с высоты четвёртого этажа. Все видят его, все слышат его дыхание в микрофон.

«Братья во Христе!» — кричит он, и его приветствие тонет в рёве и гаме, в гудках и аплодисментах, в восторгах и радости. Это его толпа. Он не принадлежит ей, но она принадлежит ему. Это его воинство, его крестоносцы. Он может прямо сейчас послать их к Гробу Господню, против мусульман и иудеев, и они пойдут — в футболках и джинсах, с его именем на устах, со слепой верой в глазах.

Он благословляет их. Он рассказывает, что грядёт Царствие Небесное. Что Бог снизошёл на землю через него, Джереми Л. Смита, что все убогие и нищие будут исцелены. Что калеки пойдут, а слепцы увидят. Что всем достанутся хлеба и рыбы.

Они слушают его. Они верят в него, и это справедливая вера. Потому что они верят в то, что не нуждается в вере. В то, что существует на самом деле.

Справа и слева от Джереми стоят кардиналы. Рядом с ними — охранники.

На площадь не пускают просто так. Если бы пускали всех желающих, было бы страшно. Были бы массовые давки и человеческие жертвы. Тысячи людей не попали сюда. Они занимают очередь в надежде попасть сюда завтра. Послезавтра. Через неделю. Через месяц. Через год. Они приплачивают полицейским в кордонах. Они идут работать в полицию и просятся в кордоны, чтобы оказаться чуть-чуть ближе к Мессии.