Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы уверены, что никогда не видели его? — сказал Грей.
— О, да, сэр.
Грею внезапно стало плохо от этой игры в кошки-мышки, и его затошнило от голода из-за яичницы. Он бы сделал все что угодно, все что угодно, хотя бы за половину яичницы.
— Не найдется ли у вас огонька, Грей, старина? — сказал Питер Марлоу. Он не захватил с собой своей кустарной зажигалки. А ему хотелось закурить. Очень хотелось. Его нелюбовь к Грею иссушила ему губы.
— Нет.
«Надо иметь свою зажигалку», — сердито подумал Грей, собираясь уходить. И тут он услышал, как Питер Марлоу говорит Кингу:
— Могу ли я воспользоваться вашей ронсоновской зажигалкой?
Грей медленно повернулся. Марлоу улыбался Кингу.
Казалось, что эти слова повисли в воздухе. Потом раскатились по всем углам хижины.
Потрясенный Кинг стал искать спички, чтобы потянуть время.
— Она в вашем левом кармане, — сказал Марлоу.
И в это мгновение Кинг жил, умер и родился снова.
Люди в хижине не дышали. Потому что им предстояло увидеть, как из Кинга делают отбивную. Им предстояло увидеть, как Кинга поймают, схватят и уведут, что было самым невозможным из всех невозможных вещей. И тем не менее — вот Грей, рядом с ним Кинг и рядом человек, который подставил Кинга — и положил его как ягненка на жертвенник Грея. Кто-то из мужчин пришел в ужас, кто-то злорадствовал, некоторые были огорчены, а Дино со злостью подумал: «Господи, ведь завтра мой черед охранять ящик!»
— Почему бы тебе не дать ему прикурить? — предложил Грей. Чувство голода прошло, и ему на смену пришло чувство воодушевления. Грей знал, что в списке не было ронсоновской зажигалки.
Кинг вынул зажигалку и дал Питеру прикурить. Пламя, на котором ему предстояло сгореть, было чистым и ровным.
— Благодарю, — улыбнулся Питер Марлоу и только сейчас осознал чудовищность своего поступка.
— Итак, — произнес Грей, забирая зажигалку. Слово прозвучало торжественно, окончательно и яростно.
Кинг не ответил, потому что не могло быть ответа. Он просто ждал, и сейчас, когда он был приговорен, страха он не ощущал, только ругал себя за глупость. Человек, который погиб по своей собственной глупости, не имеет права называться человеком. И не имеет права называться королем, потому что сильнейший всегда верховодит, применяя не только силу, а пользуясь хитростью, силой и удачей одновременно.
— Откуда у вас эта штука, капрал? — Вопрос Грея прозвучал ласково.
Желудок Питера Марлоу вывернулся наизнанку, мысль его отчаянно работала, а потом он произнес:
— Зажигалка моя. — Он понимал, что звучит неубедительно, поэтому быстро прибавил: — Мы играли в покер. Я проиграл ее. Как раз перед завтраком.
Грей, Кинг и все остальные уставились на него в изумлении.
— Вы что сделали? — переспросил Грей.
— Проиграл ее, — повторил Марлоу. — Мы играли в покер. У меня был стрит.[10]Расскажите ему, — резко сказал он Кингу, отдавая ему инициативу.
Кинг еще не пришел в себя, но реакция его не подвела. Рот открылся, и он сказал:
— Мы играли в «стад».[11]У меня был фул и…
— Какой был расклад?
— Двойка на тузах, — вмешался без колебаний Питер Марлоу.
Что, черт возьми, означает «стад»? — спрашивал он сам себя.
Кинг вздрогнул, несмотря на замечательную способность к самоконтролю. Он уже собирался сказать «короли или дамы» и знал, что Грей заметил эту дрожь.
— Вы лжете, Марлоу!
— Ну, Грей, старина, что за выражения? — Питер Марлоу тянул время. «Что, черт возьми, означает „стад“?»
— Это была трагедия, — сказал Питер Марлоу, наслаждаясь острыми ощущениями страшной опасности. — Я думал, что моя карта сильней. У меня был стрит. Вот почему я поставил зажигалку. Расскажите вы ему, — резко бросил он Кингу.
— По каким правилам играют в «стад», Марлоу?
Тишину разорвал гром, прогремевший на горизонте. Кинг открыл рот, но Грей остановил его.
— Я спросил Марлоу, — угрожающе заявил он.
Питер не знал, что говорить. Он взглянул на Кинга, и, хотя по его глазам ничего нельзя было понять, Кинг понял.
— Давайте, — быстро проговорил Марлоу. — Давайте покажем ему.
Кинг немедленно потянулся за картами и без колебания начал:
— Она была у меня в прикупе…
Грей в ярости обернулся.
— Я просил, чтобы Марлоу рассказал мне. Еще одно твое слово, и я посажу тебя под арест.
Кинг промолчал. Он только молился, чтобы этой зацепки оказалось достаточно.
«Прикупная карта» — запечатлелось в глубинах памяти Марлоу. И он вспомнил. Сейчас он вспомнил правила и начал разыгрывать Грея.
— Ну, — начал он обеспокоенно, — это похоже на любую другую игру в покер, Грей.
— Объясните мне просто, как надо в него играть! — Грей решил, что он поймал их на лжи.
Питер Марлоу посмотрел на него жестким взглядом. Яичница начала остывать.
— Что вы пытаетесь доказать, Грей? Любому дураку известно, что четыре карты кладутся рубашкой вниз, а одна наоборот — та, что в прикупе.
Вздох пронесся по хижине. Грей понял, что сейчас он уже ничего не может поделать. Его довод должен быть весомее доводов Марлоу, и он знал, что даже здесь, в Чанги, ему надо играть тоньше.
— Ладно, — сказал он угрюмо, переводя взгляд с Кинга на Марлоу. — Любой дурак знает это. — И отдал зажигалку Кингу. — Прослежу, чтобы она была внесена в список.
— Да, сэр. — Сейчас, когда все кончилось, Кинг позволил себе расслабиться.
Грей в последний раз посмотрел на Питера Марлоу, — во взгляде его читались одновременно надежда и угроза.
— Старые школьные друзья весьма гордились бы вами сегодня, — бросил он с презрением и пошел к выходу из хижины, сопровождаемый Мастерсом, шаркающим ногами.
Марлоу посмотрел вслед Грею, а когда Грей выходил из хижины, обратился чуть громче, чем нужно, к Кингу, по-прежнему следя за Греем.
— Могу я воспользоваться вашей зажигалкой, моя сигарета погасла? — Но Грей не сбился с шага и не оглянулся. Надежный парень, угрюмо подумал Марлоу, хорошие нервы — надежный товарищ, которого надо иметь рядом с собой в смертельном бою. И враг, которого надо ценить.
Кинг присел. Питер Марлоу забрал зажигалку из его ослабевшей руки и прикурил. Кинг нащупал пачку «Куа», сунул сигарету в рот, не замечая ее. Марлоу нагнулся за зажигалкой и щелкнул ею. Кингу понадобилось много времени, чтобы сосредоточить свой взгляд на пламени, и тогда он увидел, что рука Марлоу трясется так же, как и его собственная. Он оглядел хижину, в которой люди застыли как статуи, не отрываясь глядя на него. Он почувствовал холодок от пота на плечах и влажность рубашки.