Когда же между ними все так поменялось? Когда она поняла, что не только неинтересна мужу, но и нежеланна? Лет пять назад? Когда у них пошли первые нормальные деньги? Пожалуй. Ей так хотелось, чтобы они, семья, жили в достатке и довольстве! Поэтому, создав фирму, она пропадала там днями и ночами. Изредка, выныривая из рабочей круговерти, ругала себя за то, что не может уделить достаточное внимание дочери, не занимается собой. Но — новая волна забот, и она с головой погружалась в договоры, отчеты, законодательные тонкости.

Почему ее никогда не возмущал тот факт, что вот так, как лошадь, работает только она? Как Владимиру удалось убедить ее в том, что подобное разделение труда: он представительствует, она пашет — самое справедливое и правильное?

Супруг очень быстро вошел во вкус тусовочной жизни. И, конечно, их самым первым крупным приобретением стала дорогая машина. «Что я, как лох, на старье езжу? — сказал Владимир. — Со мной серьезные люди разговаривать не хотят. Знаешь ведь, встречают по одежке!» Понятно, она согласилась. И особое внимание стала уделять именно его «одежке». Только фирменной, только дорогой, только супермодной. Себе лишь изредка покупала какие-то невидные вещи, справедливо полагая, что в офисе и так сойдет, а по вечеринкам она ходить все равно не будет. Не ее это дело. Ее дело — быть женой. Тенью успешного мужа, его добрым и прочным тылом.

Да нет, поначалу, когда фирма вставала на ноги, Владимир тоже много работал. А вот что случилось потом? Как так вышло, что в офисе он появляется лишь после обеда, отменно выспавшись и взбодрившись либо в спортклубе, либо у массажиста?

Да так и вышло. В первое время ей было очень жалко поднимать его по утрам, поскольку с очередной тусовки он явился далеко за полночь. И она, оставив завтрак в микроволновке и выпроводив Лику в школу, тихонько уходила на работу, чтобы муж поспал лишние пару часиков. В конце концов, фирма общая, она с утра, он — задержится вечером. И так ведь оно и было. Тоже до поры. Потом он привык. И уже сам не желал подниматься рано. Да и задерживаться в офисе, чтобы доделать какие-то дела, тоже перестал. Его как магнитом манила иная жизнь — красивая, яркая, громкая.

И постепенно все его участие в деятельности фирмы свелось к подписи под отчетами в положенный период.

Но ведь и это ее устраивало! Честно говоря, с тех пор как фирма начала развиваться, толку от Владимира все равно было немного. Так, распушит перья перед подчиненными, изображая строгое, но справедливое начальство, спросит мимоходом в бухгалтерии, как дела. Или заглянет к агентам, наставительно предупредив, что если объем продаж не будет увеличен, то…

За последние годы он безнадежно, просто беспросветно отстал от реальности. Новые законы, новые правила, новые веяния. Все это со свистом пролетало мимо ее благополучного и вальяжного супруга. Она не роптала. К чему? Ей было спокойнее, когда всем, тихо и исподволь, рулила она сама. Все под контролем, все гладко и предсказуемо.

Один-единственный раз, года три назад, когда она попала в больницу с пневмонией, он, оставшись на хозяйстве, проявил самостоятельность и, ввязавшись в ненужную сомнительную сделку, взял кредит. Кончилось это плохо. Она тогда едва сумела вытянуть фирму. А он с тех пор, отходив виноватым примерно с неделю, и не пытался больше лезть в повседневные дела. Зато перед посторонними Владимир выглядел исключительно единовластным и мудрым управленцем. У него была одна удивительная особенность запоминать новые мудреные слова и вворачивать их всегда к месту с потрясающе умным видом. Словом, если что он и умел делать виртуозно, так это — пускать пыль в глаза.

Но ведь и это ее не напрягало! Супруг! Любимый! Единственный! Чего делить общее дело? Все равно все — в семью.

Иногда, устало засыпая поздней ночью при свете ночника (она всегда оставляла его включенным, чтобы Володя, явившись под утро, не натыкался на углы и косяки), Зоя мечтала о том, как весной… или летом… или зимой… какая разница? Они возьмут путевку на белый пароход и поплывут вдвоем по морям-океанам, любуясь удивительными пейзажами, гуляя за руку по прекрасным городам, куда будет причаливать круизный лайнер. И Володя все время будет рядом. Куда ж ему деться с теплохода? И снова он станет смотреть на нее влюбленными глазами, и целовать руки, и говорить чудесные слова, которые она почти забыла.

Но осень сменялась зимой, зима — летом, потом — новой осенью, а красивый белый пароход все никак не заходил в их семейную гавань. И с этим она смирилась тоже, утешая себя тем, что, по сравнению с другими, тоже немолодыми и столь же много работающими женщинами, у нее есть неоспоримое преимущество: муж не пьет и не гуляет. А это было очень, очень много. На ее глазах распались несколько благополучных семей. Ни с чего. Просто вдруг взлетевшим на пригорки бизнеса мужьям стали мешать немолодые замотанные жизнью жены. И, наблюдая трагедии подруг, Зоя еще крепче сжимала губы, чтоб, не дай бог, не обидеть ранимого супруга недовольством или бестактным замечанием. Их семья оставалась незыблемой, и это было главным.

Оставалась. До сегодняшнего дня.

Теперь семьи нет.

Леночка. Худенькие жалкие ножки. Мышиная мордашка. И она теперь займет ее место. Или — уже заняла?

Вдруг вспомнилось…

Когда это было? Месяца два назад? В конце лета? Леночка явилась на работу со странно обветренным лицом. Нежная кожица была покрыта тонкой коркой. Словно мордашку сознательно полировали наждаком.

— Обветрилось, — объяснила она Зое. — Под дождь вчера попала. А потом в машине ехала, вот на ветру и продуло.

Зоя, жалея девчонку и недоумевая, где в теплом августе отыскалось такое свирепое ветреное место, в обед смоталась домой. Привезла цептеровскую лампу, заставила Леночку зайти в свободный кабинет и устроила ей сеанс светотерапии. Как она тогда пошутила? Что-то типа, у меня такое по молодости было, когда муж на ночь побриться забывал. А Леночка вдруг смутилась, отвернулась. Ну Зоя и поняла, что попала в точку.

А через некоторое время явился Владимир. Поинтересовался, где секретарша, и пошел выражать соболезнование. Зоя тогда еще очень удивилась: с чего бы вдруг?.. Не похоже это на ее мужа. И ведь даже порадовалась: зря, дескать, про него говорят, что равнодушный, вон как о подчиненных заботится. А Владимир еще и дальше в своем человеколюбии пошел. Отвез Леночку вместе с лампой домой. А вернулся уже под утро. Отговорился, что застрял на деловой встрече.

Да и потом, если вспомнить, сколько раз было: то с обеда секретаршу подвезет, сказав, что в городе встретил. То домой по пути подбросит…

Значит, у них это давно.

Выходит, она, Зоя, не только толстая рыжая корова — так, кажется, назвала ее Леночка? — а еще и слепоглухонемая толстая рыжая корова!

Все правильно. Правильно. Все.

Все.

Зоя снова увидела себя со стороны. Будто бы вновь ее невиданным образом приподняло на высоту потолка милицейского кабинета. Только теперь это видение ее не ужаснуло. Она совершенно определенно знала, что такой — униженной и жалкой — ее больше не увидит никто и никогда. Ни такой, ни другой. Вообще — никакой.