– Откуда может быть рапорт о деле, которого не было?

Штраус кивнул:

– А дальше что?

– Дальше? – Хауссер пожал плечами. – Найдется какое-нибудь новое дело. Сейчас у меня на примете несколько человек, за которыми мы ведем слежку.

Штраус тяжело откинулся в кресле:

– Может быть, еще не время открывать новое дело? Может быть, пока тебе лучше подождать?

– Чего ждать? – возразил Хауссер, отрицательно мотнув головой. – Предатели пролетариата не дремлют.

– Сейчас подули новые ветры. Не только за пределами нашей страны, но и в самой партии. Да-да, даже в ней, на самой верхушке.

– И что ты предлагаешь?

– Ты не думаешь перейти в советники?

Хауссер переменил позу и поправил складки на брюках.

– В каком-нибудь другом нашем отделе?

– Я, скорее, имел в виду наших зарубежных друзей.

Хауссер изумленно воззрился на Штрауса:

– Я даже не знал, что мы еще отправляем людей.

– А как же! В Центральную Америку, некоторые новые африканские государства, на Кубу, конечно. Много где находится спрос на наших специалистов.

– Спасибо, но я в этом не заинтересован. Моя работа – это подотдел «Зет».

Откинувшись в кресле, Штраус сложил руки на животе:

– Я сам был одно время на Кубе. За много лет до того, как образовалось отделение «Зет». Очень рекомендую эту страну. Потрясающий ром, сигары толщиной с мужскую руку, и потом, конечно же, женщины. Все очень дружелюбные. Ты когда-нибудь был с чернокожей?

– С чего это вдруг такое желание отослать меня за океан?

Штраус сделал вид, что не услышал вопроса, его взгляд принял мечтательное выражение.

– У этих женщин все не так, как у наших. Кожа у них грубее. Волос снизу черный и мохнатый и пахнет табаком. А клитор здоровенный, как сливовая косточка. Сногсшибательно. Просто сногсшибательно.

– А что, отделение «Зет» закрывается?

Штраус печально посмотрел на Хауссера:

– Не знаю. Но весьма вероятно. Когда потребуются козлы отпущения, то вполне может случиться, что полетят головы.

– Козлы отпущения? За что? Мы же герои!

– Ну да, мы герои, – произнес Штраус без всякой убежденности в голосе.

– Это ошибка.

– Это политика.

– Повторяю, это ошибка. – Хауссеру очень хотелось высказать свое мнение об отечественных политиках, но он удержался. Шумно вздохнув, он продолжил: – Если ты только не отправишь меня приказом, я остаюсь. Займусь новым делом. Найду что-то крупное.

– Отлично, – слегка улыбнулся Штраус. – Но будь осторожен.

Хауссер кивнул и поднялся.

Отдав честь Штраусу, он вышел из темного кабинетика. Хауссер не разнервничался. Он уже много лет привык жить с оглядкой. Всегда остерегался врагов, как сторонних, так и среди своих, в узком кругу сотрудников службы безопасности. Свою отчетность он свел до минимума и никогда не ставил подписи под такими документами, которые могли свидетельствовать против него. Чем меньше писанины, тем лучше. Маниакальная страсть службы безопасности сохранять все важное в архивах представлялась ему слабостью. Гораздо важнее действовать в тени. Это было их главное оружие. Он вернулся к своей машине и сел за руль. Ему казалась недопустимой самая мысль о том, чтобы закрыть отделение «Зет». Запуская мотор, он покачал головой: как только кому-то могла прийти в голову такая нелепость! С таким же успехом можно вообще закрыть всю целиком Штази, а этому уж никогда не бывать! Он нажал на газ и поехал мимо дома номер один, в котором располагалось высшее руководство. Чем раньше он найдет новое крупное дело, тем лучше!

Кристиансхавн, апрель 2014 года

Под моросящим дождем Томас шел вдоль канала по набережной. Мёффе старался не отставать, но из-за коротких лапок не поспевал и тащился сзади. Дойдя до «Морской выдры» они поспешили укрыться от непогоды. Дверь стояла открытая, и, несмотря на утренний час, зал был полон посетителей, которые под предлогом ненастья пришли сюда в поисках пристанища и получили возможность опрокинуть первую кружку пивка. Томас отбросил с головы капюшон свитера, направился к барной стойке, на ходу вытирая мокрое лицо. Словно иронический комментарий к дождливой погоде и потемкам, которые вечно царили в «Морской выдре», из старенького «Вурлитцера» в углу бодро лилась жизнерадостная песня Кима Ларсена «Susan Himmelblå»[13].

В дверях, ведущих в служебное помещение, черной тенью возник Йонсон. В огромной ручище он держал хрупкую кофейную чашечку.

– Ворон, – пробурчал он басом и вперевалку приблизился к стойке.

– «Хофф», пожалуйста.

Томас уселся на высокий табурет и расстегнул на кожаной куртке молнию. Он вынул из кармана пачку купюр:

– Заплачу-ка я по счету. Сколько я задолжал?

При виде толстой пачки Йонсон удивленно приподнял брови, но ничего не сказал. Он молча достал сигарету из лежавшей на стойке пачки «Сесиля». Пламя зажигалки на секунду осветило его лицо, мгновенно скрывшееся в клубах дыма.

– Полагаю, полицейские по-прежнему не платят тебе зарплату. Ты что? Банк ограбил?

– Продал квартиру. Правда, денег я еще не получил, зато банк сразу поднял мне кредит.

Йонсон откупорил бутылку и поставил ее перед Томасом:

– Тебя можно поздравить?

Томас сделал глоток:

– Не знаю. Но деньги, как бы то ни было, пришлись кстати.

– Ты нашел себе новое жилье?

– Зачем! У меня же есть «Бьянка».

Йонсон отставил чашечку:

– Не собираешься же ты так и жить на яхте?

– А чем это плохо? Я прекрасно прожил на ней всю зиму. А теперь вот еще и деньжат получил, чтобы привести ее в порядок.

– Если хочешь знать мое мнение, это как-то несерьезно.

– А я тебя и не спрашиваю. Между прочим, чтобы купить «Бьянку», я брал кредит под залог квартиры, а теперь, когда квартира продана, кредит надо возвращать.

Йонсон стряхнул пепел с сигареты в пепельницу:

– Так выходит, что ты променял свою замечательную квартиру с шикарным видом на старую посудину?

– Тоже верно, если так посмотреть.

– Кому что нравится! – Йонсон покачал головой.

Томас допил бутылку и с размаху поставил на стойку:

– Сколько я должен?

– Быстро же ты с этим расправился!

– Я обещал маклеру вывезти оставшиеся вещи из квартиры и сегодня же сдать ему ключи.