На последнем уроке пришла классная и сказала, что администрация школы приносит свои извинения Кате. Потому что тот, кто подставил оценки в журнал, сам во всём признался.

— Кто? — выдохнул класс.

— Не важно, — отмахнулась учительница и ушла.

А после уроков Маша видела, как пунцовый Саша стоял перед Катей, а она била его портфелем по голове.

А потом они ушли вместе. И Саша нёс Катин портфель. А Катя отряхивала его куртку от снега.

И у Маши в горле стоял огромный комок.

«Я ведь могла не говорить…» — подумала она. А потом вспомнила вчерашнее гнетущее состояние на душе и поняла, что не могла. Не могла не сказать.

«Тем более, что в любовь я всё равно не верю!» — вспомнила Маша и с хрустом раздавила каблуком ещё одну ни в чём не повинную льдинку. Вдребезги.

Витька всю ночь ворочался, потому что понял: надо подойти к Лере — и в лоб!..

В смысле — в глаза!

В смысле — сказать!

Потому что… (Тут Витька заворочался особенно усердно.) Потому что он в неё влюблён.

На душе стало сразу сладко и тягуче. И как будто в кино на 5D. Ну, когда кресло ещё так вот ходит.

Витька сходил на кухню и выпил весь графин отфильтрованной воды. Вернулся.

Решимость окрепла и стала колом в груди. Он скажет! Вот так вот подойдёт и…

Нужен был текст. Просто «Я тебя люблю»? Витька попытался несколько раз повторить это про себя. Потом шёпотом. Потом графин отфильтрованной дважды (второй раз уже прямо в Витьке) воды попросился наружу.

Спуская воду, он не удержался и произнёс вслух:

— Я тебя люблю!

Прозвучало хрипло и неубедительно.

Выйдя из туалета, Витька наткнулся на папу, который таращил глаза на дверь.

«Всё слышал! — догадался Витька. — Надо отмазаться!»

— Это по вентиляции! — объяснил он. — У нас же слышимость!

Папа продолжал таращиться.

— Я говорю, послышалось! — сказал Витька чуть погромче.

Папа вздрогнул, проснулся и, пробурчав что-то про места общего пользования, которые не личные, а общие, скрылся в туалете.

Витька переложил подушку и лёг, как обычно не любил — головой ко входу.

«Надо как-то по-другому, — с тоской подумал он. — Стихи, что ли, написать?»

Стихи упорно не писались, зато зачем-то вспомнился третий класс, когда они с Лерой однажды здорово подрались на перемене. Она была худенькой и маленькой, ещё ниже его, но рюкзаком отделала капитально! Витька подумал и решил, что его чувство родилось именно тогда. А укрепилось в четвёртом классе, когда он повадился дергать Леру за косичку — она сидела прямо перед ним.

«Во время было!» — вздохнул Витька с завистью к самому себе.

Будильник и две мамины попытки его растолкать он проспал, поэтому в класс влетел с опозданием. Весь первый урок мучительно думал, но ничего лучше классического «Ятебялюблю!» не сообразил.

И, как специально, на первой же переменке Лера отбилась от стайки одноклассниц и притормозила у окна — увидела что-то на улице. Витька, затаив дыхание, подкрался к ней сзади…

Лера была очень красивой даже с затылка.

Даже этот нелепый хвостик у неё торчал, как самое прекрасное… что-нибудь.

Витька постоял, понял, что дальше затаивать дыхание не получится.

Дёрнул Леру за хвостик.

И убежал.

Следующую ночь он спал крепко.

Никитосу оставалось завернуть за цистерну и прикончить там последнего врага, когда в квартире погас свет. Он просто взвыл от злости и бросился в коридор — папа давно научил включать пакетник, который сам почему-то называл «пробками».

В коридоре было темно, как в подземелье «Дьябло». В темноте Никита наткнулся на что-то мягкое и живое.

— Ой! — сказало оно голосом соседа Терентия Михайловича. — Полегче!

— Я только пакетник включить…

— Не поможет. Во всём доме света нет.

Никитос на ощупь добрался до двери и вошёл в тёмную квартиру. Комп не работает. Телек не работает. Он потянулся за мобильником и вспомнил, что тот ещё днём разрядился. В отчаянии Никита схватил трубку домашнего телефона — хоть позвонить своим, может, кто пустит к себе к компу? Но трубка молчала. «Ну да, — сообразил Никита, — база ведь тоже от розетки работает».

Он стоял посреди квартиры и чувствовал, что становится жутко. Послышались странные шорохи. В углу что-то скрипнуло. За незакрытой дверью ванной померещился тёмный силуэт. А самое главное — было совсем нечего делать! Родная квартира стала чужой и враждебной. И всё потому, что в ней просто кончился свет!

Никитос подумал: «Так вот он какой, конец света!»

Наши девчонки на 23 Февраля всегда чего-то выдумывают, но в этом году на них просто шиза какая-то накатила. И стихи сочинили, и песню переделали под наш класс, и целую стенгазету забацали! Набрали наших фоток и отфотошопили по полной программе. Радомского голову на Шварценеггера напялили, Витьку в обнимку с какой-то шикарной блондинкой посадили, Никитоса между Путиным и Медведевым пристроили. Короче, постарались.

И подарки толковые сделали — каждому абонемент в интернет-кафе на пять часов. Мы даже не знали, что есть такие абонементы. Конечно, за пять часов не оторвёшься как следует, да ещё нужно было их строго выбрать до 8 марта, но всё равно приятно. И открытки подписали каждому своим поздравлением, с намёком. Витька борьбой занялся — его с медведем сравнили. Лопух по Ирише сохнет, так ему кто-то приписал в конце открытки: «Особенно от Иры». И отпечаток помады. Может, это и не Ириша приложилась, но Лопух всё равно от счастья чуть не лопнул.

Девчонки уже разошлись, а мы всё друг у друга требовали открытку: «А тебе чего написали?». Даже у Владика Рожко, которого обычно никто не замечает. Не потому, что плохо к нему относимся, а просто он такой… незаметный. Третий год у нас учится, но ни с кем так и не подружился. С другой стороны, о чём говорить с человеком, у которого нету компьютера?