Он, Симон, переглядывается с Инес.

– Мы потолковали с сеньорой Арройо, но пока ничего не решили, – говорит он. – Нужно все взвесить.

Освободитель статуй и картин Дмитрий хмурится.

– Незачем. Незачем что-либо взвешивать. Откажетесь от Академии – сделаете глупость. Жалеть будете до конца своих дней. Сеньор Арройо – мастер, настоящий мастер. Другого слова нету. Для нас честь жить с ним в одном городе – а Эстрелла великим городом никогда не была – и отдавать наших детей ему в обучение искусству танца. Будь я на месте вашего сына, я бы бился день и ночь, чтобы меня приняли в Академию. Выбросьте из головы любые другие варианты, какие б ни были.

Он не уверен, что Дмитрий ему нравится, – в скверно пахнущей одежде, с сальными волосами. И ему уж точно не нравится, когда его поучают на людях (разгар утра, на улице полно народу).

– Ну, – говорит он, – решать нам, верно, Инес? А теперь нам пора. До свиданья. – С этими словами он берет мальчика за руку, и они уходят.

В машине мальчик заговаривает впервые.

– Почему он тебе не понравился?

– Музейный смотритель? Дело не в том, понравился он или нет. Он – чужой человек. Он нас не знает, не знает наших обстоятельств. Ему не следует совать свой нос в наши дела.

– Он тебе не нравится, потому что у него борода.

– Чепуха.

– Нет у него бороды, – говорит Инес. – Есть разница между красивой опрятной бородой и пренебрежением к собственной внешности. Этот человек не бреется, не моется, не носит чистую одежду. Плохой пример детям.

– А кто хороший пример детям? Симон – хороший пример?

Молчание.

– Ты хороший пример, Симон? – настаивает мальчик.

Инес за него не вступается, и ему приходится защищаться самому.

– Я стараюсь, – говорит он. – Я стараюсь быть хорошим примером. И если мне не удается, это не потому что я стараюсь мало. Надеюсь, в целом я до сих пор был хорошим примером. Но об этом судить тебе.

– Ты не отец мне.

– Нет, не отец. Но это не отменяет моего права – верно? – быть примером.

Мальчик не отвечает. Он вообще теряет всякий интерес, отключается, рассеянно смотрит в окно (они едут мимо унылейшего района, квартал за кварталом маленьких домиков, похожих на коробки). Повисает долгое молчание.

– Дмитрий – он как ятаган, – вдруг говорит мальчик. – Голову рубить. – Пауза. – Он мне нравится, пусть тебе и нет. Я хочу в Академию.

– Дмитрий никакого отношения к Академии не имеет, – говорит Инес. – Он просто привратник. Если хочешь в Академию, если ты решился – пойдешь. Но как только они начнут жаловаться, что ты слишком для них умный, и захотят послать тебя к психологам и психиатрам, я тебя сразу заберу.

– Чтобы танцевать, ума не надо, – говорит мальчик. – Когда мы купим мне бальные туфли?

– Купим сейчас. Симон отвезет нас в обувной магазин, по адресу, который дала та дама.

– Ты и ее тоже ненавидишь? – спрашивает мальчик.

Теперь черед Инес уставиться в окно.

– Она мне нравится, – говорит мальчик. – Она пригожая. Пригожее тебя.

– Пора тебе научиться судить людей по их внутренним свойствам, – говорит он, Симон. – А не по тому, пригожие они или нет. И есть ли у них борода.

– А какие бывают внутренние свойства?

– Внутренние свойства – это доброта, честность и чувство справедливости. Ты про них наверняка читал в «Дон Кихоте». Внутренних свойств очень много, больше, чем я могу с ходу назвать: чтобы знать весь список целиком, нужно быть философом, но пригожесть – не внутреннее свойство. Твоя мама – такая же пригожая, как и сеньора Арройо, только по-другому.

– Сеньора Арройо – добрая.

– Да, согласен, похоже, добрая. И ты ей, кажется, понравился.

– Значит, у нее есть внутренние свойства.

– Да, Давид, она добрая – вдобавок к пригожести. Но пригожесть и доброта не связаны друг с другом. Пригожесть – случайное свойство, вопрос удачи. Можно родиться пригожим или невзрачным, мы этого сами не решаем. А вот быть добрым – не случайность. Мы не рождаемся добрыми. Добрыми мы быть учимся. Мы становимся добрыми. Вот в чем разница.

– У Дмитрия тоже есть внутренние свойства.

– У Дмитрия запросто могут быть внутренние свойства, я, вероятно, поспешил его судить, соглашусь. Я просто пока их не заметил, эти его внутренние свойства. Их сегодня не было видно.

– Дмитрий – добрый. А что такое «достопочтенная»? Почему он сказал «достопочтенная Ана Магдалена»?

– Достопочтенная. Это слово ты тоже наверняка видел в «Дон Кихоте». Почитать кого-нибудь – значит, уважать его или ее и отдавать ему или ей должное. Однако Дмитрий это слово использовал иронически. Он, что ли, шутил. «Достопочтенный» – слово, которое обычно применяют к людям постарше, а не к кому-то в возрасте сеньоры Арройо. К примеру, если б я звал тебя «достопочтенным юным Давидом», это бы звучало потешно.

– Достопочтенный старый Симон. Тоже потешно.

– Как скажешь.

Бальные туфли, как выясняется, бывают лишь двух видов – золотые и серебряные. Мальчик отвергает и те и другие.

– Это для Академии сеньора Арройо? – спрашивает продавец в обувном магазине.

– Да.

– Все дети в Академии носят наши туфли, – говорит продавец. – Либо золотые, либо серебряные, без исключения. Если появитесь на занятиях в черных или белых, молодой человек, смотреть на вас будут косо.

Продавец – высокий сутулый человек с усами такими тоненькими, будто они нарисованы у него над верхней губой углем.

– Слышишь, что говорит этот господин, Давид? – говорит он, Симон. – Либо золотые, либо серебряные, либо танцуй в носках. Что решим?

– Золотые, – говорит мальчик.

– Значит, золотые, – сообщает он продавцу. – Сколько они стоят?

– Сорок девять реалов, – говорит продавец. – Пусть примерит эту пару, чтобы размер был его.

Он, Симон, взглядывает на Инес. Инес качает головой.

– Сорок девять реалов за детские туфли, – говорит она. – Как можно драть такую цену?

– Они сделаны из лайки. Это не обычные туфли. Они созданы для танцоров. У них встроенная поддержка стопы.

– Сорок реалов, – говорит Инес.

Человек качает головой.

– Хорошо, сорок девять, – говорит он, Симон.

Человек усаживает мальчика, снимает с него обувь, натягивает ему бальные туфли. Точно по ноге. Он, Симон, платит человеку сорок девять реалов. Человек упаковывает туфли в коробку и отдает ее Инес. Они молча уходят из магазина.

– Можно я сам понесу? – говорит мальчик. – Они уйму денег стоили?