Палкой я кое-как изобразила корабли, идущие по реке к Росвеллу.

Он смотрел на меня.

– Да я сделал из тебя художницу, как я посмотрю? – сказал он и хмыкнул. Это показалось ему смешным.

Я повернулась, чтобы уйти, но он схватил меня за руку.

– Погоди. Сколько кораблей?

Я пальцами показала, что три. Он кивнул и прищурился, что-то подсчитывая.

– Переселенцы.

Это был не вопрос. Я кивнула.

– Значит, они вернулись, чтобы уничтожить Росвелл. Как раз вовремя, – он скрипуче рассмеялся. – Мы же все время их к нам приглашали, разве не так?

Я протестующе замычала.

– Что, тебя потянуло погеройствовать?

Погеройствовать.

– Вуках!

Он пожал плечами, потом рассмеялся.

– Ты неровно дышишь к этому щенку? Уверен, что и ты ему нравишься, из тебя получилась славная девчонка.

Его жестокость попала в цель. Мы оба знали, что мое лицо самое невзрачное из невзрачных.

Я топнула по тому месту, где был нарисован Росвелл.

– Им нужна хорошая чистка, – сказал он. – Они не стоят того, чтобы их спасать. Какое тебе до всего этого дело?

Я постаралась, чтобы мое лицо не выражало ничего. Он наклонился и, обдав меня своим зловонным дыханием, прошептал:

– Почему-то я уверен, что они очень хорошо с тобой обращались.

Я по-прежнему старалась оставаться невозмутимой, но он-то знал, что его удар достиг цели. Отослав меня домой, он точно знал, как они будут ко мне относиться.

– Кто из них был добр к тебе? Назови хоть одного.

– Посиди тут, – сказал полковник, – я согрею тебе чай.

Я замотала головой.

В стороне раздался какой-то грохот. Выстрелы не так далеко отсюда. Каждый из них может попасть в твою грудь.

Он понюхал воздух как голодный медведь и повернулся на звук.

– Ах! – Он услышал звук, которого так долго ждал, звук, как стрелка компаса для воина, которая всегда показывает на север.

Я тронула его руку и показала пальцем в направлении стрельбы.

Он покачал головой.

– Это не имеет ко мне никакого отношения. Лукас давно вырос и стал мужчиной. Он может сам за себя постоять.

Жестокость в его глазах лишь подтвердила его слова.

Какой же нужно быть дрянью, чтобы наплевать на собственного сына?

Он не пойдет. Ради тебя – нет. Ни из-за мести, ни из желания поохотиться.

Не могу сказать, что я ожидала чего-то другого.

Но я зашла слишком далеко, стоит ли мне продолжать? Я своими руками зажигаю костер, в котором сгорю как та французская девушка.

Два года, с тех пор как я вернулась, я наблюдала, как ты каждое утро открываешь дверь, как в твое горло льется холодная вода, слышала шорох листьев под твоими ногами, видела руки, направляющие плуг. Неужели все твои труды, вся жизнь прошли зря? Вся красота, которой ты украсил мою жизнь, так и останется неоплаченной.

Я схватила его за полу куртки.

– Иди, – сказала я ясно, – помохи Вукаху. Я буху с хобой.

Он повернул ко мне свое лицо, потер подбородок и оглядел меня с ног до головы.

– Если я выиграю для Лукаса его маленькую войну, ты останешься со мной?

Я не могла сглотнуть и лишь кивнула.

– В каком качестве?

Зачем он спрашивает?

Это слово у меня не очень получалось, но я его произносила сотни раз, когда думала о тебе.

Я прошептала его и сейчас.

– Повтори-ка снова, – потребовал он и, взяв меня за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. – В каком качестве ты здесь останешься?

– Жена, – выговорила я так, как смогла.

Его глаза загорелись. Он облизал губы.

– Обещаешь?

Я не ответила, тогда он кончиком пальца дотронулся до кончика рукоятки ножа.

– Те, кто не выполняет обещания, данные Эзре Уайтингу, обычно плохо кончают.

Я со страхом подумала о твоей маме, удалось ли ей найти счастье в любви?

– Это же касается и их семей.

Мама.

Что я наделала?

Я содрогнулась.

Но было поздно отступать. Поздно искать помощи в другом месте. Вот почему я пришла сюда.

Я кивнула и показала рукой на реку.

– Ихи!

Ухмыльнувшись, он стал торопливо собираться. Должна ли я себя чувствовать польщенной? Из-за угла хижины он вывел кобылу. Раньше ее тут не было. Она была серая в яблоко и очень красивая. Я не слышала, чтобы у кого-то в городе украли кобылу. Я ласково гладила ее по носу, пока он запрягал небольшую повозку. Как лошадь протиснется в щель, ведущую сюда?

Он исчез внутри хижины и вернулся с какими-то тюками и банками, упакованными в мешки, которые он перекинул через плечо. Он надел ремень с ножнами, котелком, кремнем и другими приспособлениями, назначения которых я не знала, но от этого не выглядевших менее зловещими. Он погрузил на повозку ящики с порохом и ружья. Внутри оставалось еще много, но повозка была уже под завязку полна.

Его движения стали стремительными, он чуть не дрожал от возбуждения. Меня качало от слабости и омерзения.

Он встал на пень, чтобы сесть в седло, и повернулся ко мне.

– Ты со мной?

Выстрелы слышались в нескольких милях от нас.

Он спасет тебя, если захочет. Если ты еще жив.

Пусть это будет моей жертвой, моим костром. Я не слышала ангельских голосов, мне и твоего было достаточно.

Я сидела перед ним, и его немытое тело прижималось ко мне. Я изо всех сил сдерживала рвотные позывы.

Он направил кобылу к единственному выходу из долины, который я знала. Мы пробирались на север сквозь заросли кустарника и деревьев к сланцевой стене. Я перестала дышать. Здесь не было никакого выхода. Возможно, какой-нибудь юноша, способный лазить по скалам, и смог бы его найти, но не животное. Но лошадь перешагивала с уступа на уступ, таща за собой маленькую дребезжащую тележку по едва видной тропе. От ужаса я закрыла глаза. Она оказалась проворней, чем коза.

Мы пустились рысью. Я открыла глаза. Вы вышли. Потрясающее животное!