Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джип жалобно выл и скулил у дерева. Я попробовала утешить его молоком, но у него совсем не было аппетита. Полными тоски глазами он смотрел сквозь лохматую челку и ждал, когда ты вернешься. Бедный пес, он не знал, что ты можешь никогда не вернуться.
Как я могла бродить по лесу, когда ты шел навстречу гибели? Я нашла папин надгробный камень и постояла у него. Я глубоко вдыхала воздух, чтобы как можно дольше почувствовать жизнь.
Пока ты жив, неужели я не могу хоть что-то сделать?
Спасение. Если не от Господа, то откуда?
Отец, отец ты жил и умер, поговори со мной, если можешь, если способен.
Перед глазами мелькнул калейдоскоп образов: порох, ящики. Его нож, его лицо.
Арсенал. Украденный арсенал города.
Взрыв, который скрыл все следы. Беглый полковник, которому очень был нужен порох.
Рожденный воевать, теперь вооружен.
Пропавший арсенал. Я два года прожила в украденном арсенале.
Меня пробрала дрожь, и я опустилась на колени.
Вот бы кто-нибудь его нашел и забрал. Вот бы кому-то хватило отваги отдать за это жизнь.
Это нельзя назвать отвагой. Если это сможет тебе как-то помочь – можно выбрать и смерть.
Умрешь ты – умру и я. Если ты останешься в живых, ты женишься, как я буду ходить каждый день мимо твоего дома и видеть там Марию? Я не хочу омрачать твою новую жизнь своим присутствием. Ты должен жить даже, если твоя женитьба разобьет мне сердце.
Я могу сделать так, чтобы река забрала меня, как когда-то забрала Лотти, а ты все равно погибнешь еще до заката.
Мне известно, где обитает тот, кто способен спасти тебя и город. А я могу дать ему то, что он хочет.
Через несколько часов все, кого я знаю, будут уничтожены.
Все, кто смеялся надо мной, не обращал на меня внимания, фыркал в мою сторону с момента моего возвращения.
Но даже они достойны жертвы.
Пока не поздно, пока страх не заставил меня передумать, нужно спешить. Но проходя мимо моей ивы, я все-таки забралась на нижние ветки и вспомнила.
Лотти знала, что меня, как и ее, можно найти здесь. Это было наше тайное убежище, в котором мы могли пошептаться. Я показала ей настоящее яйцо малиновки, она – гребешок, который нашла в вещах покойной матери.
Когда она пропала, я знала, что она сбежала из дома. Две ночи я ждала ее здесь. Она наверняка рассказала бы мне о своем парне. Я ждала потому, что беспокоилась, и еще не могла представить, с кем из городских парней она встречалась.
Она пришла сюда ко мне в ту ночь. Сидя на дереве, я видела мужчину, но лицо его было скрыто. С тех пор я часто вижу его в ночных кошмарах, иногда мне кажется, что это происходит не с Лотти, а со мной.
Когда все закончилось, я спустилась с дерева, чтобы посмотреть, можно ли что-то сделать. Это было последнее, что я сделала по своей воле.
Я слезла с ивы и пошла тем же путем, что и той ночью.
Я отправилась по течению ручья до места впадения в реку, потом повернула на запад, гораздо выше по течению, чем находился сейчас ты.
Я дошла до порогов, где течение становилось широким и вода текла среди камней, по ним-то я и смогла ее перейти.
Я прислушалась, но ничего, кроме рева воды, ветра, шороха сухих листьев и крика улетающих на юг гусей, не услышала.
Выстрелов пока не слышно.
Я не верю в чудеса, но если очень нужно, девушка вполне может сделать их собственными руками.
Даже если потребуется прибегнуть для этого к помощи самого дьявола.
Чудо: теплый летний день, твое лицо с золотисто-зелеными глазами, которое ты подставляешь свежему ветерку, гуляющему по пшеничному полю. Твои руки обнимают новорожденного ягненка и обтирают его от плодной оболочки.
Эти руки, лицо принадлежат мне – этого чуда не будет никогда.
Гуси летят на юг за солнцем, перекликаясь друг с другом над рекой. Переселенцы им не опасны, им опасен меткий стрелок, но они, счастливые, не знают страха. Свобода принадлежит им до конца жизни.
Им неведомы мучения, одиночество и боль.
Белки суетливо спрятались в дупле. Кролики, понюхав воздух, убежали. Мне дорогу перебежала лисица.
Потом все вокруг замерло. Земля задрожала. Стук копыт стремительно приближался. Я спряталась под нижними ветками красного клена. И очень вовремя – мимо стремительно промчались угрюмые всадники. Сквозь темно-бордовые листья мне было видно, как на юг в том же направлении, что и гуси, к Росвелл Лендингу промчались двадцать три всадника.
Я закрыла глаза и увидела тебя. Наверняка твое сердце сильнее забьется от радости, когда ты их увидишь. Но как упадет твой дух, когда ты осознаешь, насколько же их мало!
Как хочется все бросить и помчаться за всадниками к тебе. Если бы ты мне позволил, я бы расцеловала тебя, прогнала прочь твои страхи, прижалась бы к тебе изо всех сил, я бы умерла рядом с тобой, и считала бы себя самой счастливой на свете.
Разве я могу умереть счастливой, если тебя убьют?
Я снова вышла на тропинку, поцарапав лицо и руки о грубую кору, и поспешила вперед.
Я думала о реке, по которой вражеские корабли доплывут до тебя.
Река принесла Лотти домой, но Лотти погибла совсем не в реке.
Я знаю это.
Теперь, оказавшись ближе к нему, я с ужасом думала о его лице. Я шла по давно забытому маршруту и не могла вспомнить его. Вдруг он умер? Раньше это подарило бы мне покой, но теперь – господи помоги! – он мне нужен! Он!
Все изменилось здесь. Деревья стали толще, кустарник разросся, и все-таки я узнала узкий проход, небольшую расщелину в скале, которая, казалось, никуда не ведет. Это дверь в юдоль слез, поэтому ее все эти годы никто не обнаружил.
Я пригнула голову и юркнула в щель. Теперь я ясно представила себе его лицо застывшее и тяжелое. Я сморгнула, чтобы прогнать воспоминание о нем. Подобрав с пола темной пещеры два камня, я сжала их в руках. Только бы моя решимость и гнев не покинули меня в этот момент.
Вкус крови, крик боли, последние внятные слова, сорвавшиеся с моих губ, желтые пьяные глаза, его огромная, тяжелая фигура, запах и руки, разжимающие мне челюсть, чтобы забрать мой голос.