К концу тех бесконечно длинных суток всё стало ясно всем.

Но каждый акцентировался на разных аспектах этой ясности.

Башкирцеву, например, стало ясно, что габовские спецконтейнеры разрушены, а следовательно, ничто не мешает заняться изучением их содержимого.

Штейнгольцу — что «вероятность спасения едва ли превышает десять процентов».

Тане — что наладить здоровый быт на борту планетолета в отсутствие душевой кабины будет ох как нелегко… Спасибо, хоть туалет имелся, причем двухрежимный, то есть вполне гигиеничный также и в условиях невесомости.

Никита, как дважды два четыре, понимал, что «все мы покойники».

А Нарзоев в сопровождении Эль-Сида совершил повторную экскурсию на борт «Жгучего ветерка». Планетолет чоругов в отличие от «Счастливого» имел весьма совершенное глобальное навигационное оборудование. Нарзоеву при помощи Эль-Сида, выступившего в роли переговорщика с искусственным интеллектом планетолета, удалось установить их текущее место в чоругских галактических координатах.

Серьезные затруднения, правда, вызвал перевод данных из одной системы координат в другую, но тут уже помогли взаимная осведомленность Тани и Эль-Сида в реалиях чужой культуры. После двух часов лингвистических и вычислительных консультаций они точно установили, что «Счастливый» находится расстоянии светового месяца от звезды Эпаминонд, вокруг которой вращается планета Пельта. На планете нет больших колоний, но в Астрографическом Реестре она помечена как «наблюдаемая».

Этот расплывчатый термин, как было известно Нарзоеву, означает присутствие на орбите планеты как минимум одной ДИС, «долговременной исследовательской станции». Аббревиатура ДИС, в свою очередь, частенько служила эвфемизмом для небольшой орбитальной крепости военфлота. Но кто бы там ни сидел — ученые, военные, или ученые и военные, — можно было надеяться, что «исследовательская станция» на орбите Пельты внемлет их паническому запросу о помощи и перешлет его по X-связи на крупную базу, а та, в свою очередь, — на ближайший звездолет. Произойдет это, впрочем, в самом лучшем случае нескоро: через месяц. Ведь именно столько потребуется радиоволнам, чтобы достичь Пельты.

Таким образом, Нарзоев и Эль-Сид тоже заполучили свою порцию ясности.

Пилот с горя решил наконец выпить пива, а Эль-Сид отправился читать «Вокруг света» в транспортный отсек, откуда к тому времени были извлечены все ксенообъекты, разлетевшиеся из габовских спецконтейнеров. Объекты эти, как и следовало ожидать, оказались настолько необычными, что Башкирцев по праву старшего поспешил перетащить их в крошечную каюту-лабораторию и там запер в шкаф, который в довершение всего еще и опечатал.

Надолго Башкирцева не хватило. На следующий день шкаф был распечатан и вскрыт.

Четырехдневная возня с Коллекцией, в которой принимали участие все за исключением Эль-Сида, лишь с большой натяжкой могла быть названа «научным исследованием».

На пятый день Никита вдруг заявил, что все они — преступники. И что за Коллекцию им всем достанется по первое число от ГАБ. Возможно даже, их посадят. А уж с работы выгонят — сто процентов.

В принципе это был прогресс. В том смысле, что к Никите вернулась надежда на возвращение домой.

Штейнгольц с Таней только пожали плечами, а вот Башкирцев отнесся к этому рецидиву гражданственности совершенно серьезно. Рецидиву тем более смешному, что случился он перед лицом смертей с именами Удушье, Ноль-Кельвина и Кого-Съесть-Первым, а ближайшего представителя компетентных органов, доведись им идти пешком, они встретили бы только через сто миллионов лет.

Но Башкирцев, видимо, заразился от Никиты уверенностью, что в один прекрасный день к ним примчится звездолет-спасатель, а в другой еще более прекрасный день они вернутся на Землю, придут в родной институт, заявятся в свой отдел… А там уже сидит товарищ в штатском и говорит: «Вы не только самовольно ознакомились с содержимым спецконтейнеров, но еще и руками трогали! Расстрелять вас мало!»

На это бывалый Нарзоев сказал, что нет ничего проще: ученым надо немедленно прекратить возню с опасными игрушками, упаковать их при помощи подручных материалов в обычные ящики, грузовой отсек опломбировать и ближайшие недели предаваться игре в нарды. Надо только придумать, как в условиях невесомости бросать игральные кости.

Башкирцев чуть было не согласился, но вмешался Штейнгольц. Он заявил, что в кои-то веки к ним в руки попало нечто неизведанное, а значит — бесценное. Не глиняные свистульки олунчей какие-нибудь! И коль скоро они располагают свободным временем, то долг ученых обязывает!.. Академическое сообщество не простит!.. Дорога каждая минута!.. Кто знает, что ждет их в будущем?!. Надо изучать, обмерять, протоколировать, взвешивать!.. И так далее.

Нарзоев возразил.

Штейнгольц возразил на возражения.

Штейнгольца поддержала Таня.

Нарзоева — Башкирцев.

Таню — Никита.

Удивительно, но в том горячем споре все-таки родился разумный бюрократический компромисс. Исследование Коллекции решили продолжить, но не ранее, чем будет сделана особая запись в журнале экспедиции — что-то вроде протокола, который подпишут все присутствующие. В случае претензий со стороны ГАБ этот протокол послужит оправдательным документом. Дескать, под давлением обстоятельств приняли такое ответственное решение… Вы уж извините, если что.

Бросились искать журнал экспедиции. Что удивительно: нашли-таки один работающий планшет, в котором, помимо прочих материалов, хранилась копия журнала.

Случайно обнаружился также планшет Горяинова. Но хотя каждому страсть как хотелось узнать содержание тайных записей ученого-габовца, решили к планшету не прикасаться под страхом смертной казни. Вот это действительно могло выйти боком. Да и к тому же все признавали, что Горяинов, царствие ему небесное, дураком не был. Планшет наверняка запаролен и все равно не включится. А вот того, кто попытается его включить, — запомнит, уж будьте уверены.

Итак, все сгрудились вокруг откидного столика в середине пассажирского салона, и Башкирцев, раскрыв планшет, принялся диктовать протокол. Время от времени Нарзоев и Штейнгольц предлагали изменить или расширить ту или иную формулировку. Никита поглядывал на Таню. Таня поначалу, скучала.

«Запись от 14 января 2622 года.

9 января, ок. 8.30 по местному времени Вешней, палаточный городок экспедиции был атакован с воздуха неопознанными флуггерами (по непроверенным данным, госпринадлежность — Великая Конкордия).

Во время взлета с Вешней на борту планетолета «Счастливый» находились два самоходных спецконтейнера, опечатанных пилотом-дублером С.Д. Шульгой и к.и.н. И.И. Горяиновым. Внутри спецконтейнеров, по словам С.Д. Шульги, содержались техногенные ксенообъекты, обнаруженные в крипте под алтарем Центрального Дырчатого Цирка.

Спасение планетолета и соответственно содержимого спецконтейнеров является важной заслугой первого пилота А.О. Нарзоева».