И мы идём друг другу навстречу. Я уже различаю его лицо, карие глаза, прямой нос, сочные губы, он улыбается, улыбается — мне. Сейчас я тоже улыбнусь, значительной улыбкой, обещая хранить наш общий секрет…

— Привет, — говорит он, почти поравнявшись со мной.

Привет! Неужели это мне? Неужели он заговорил со мной? Да нет, быть того не может. Голова сама поворачивается посмотреть, не идёт ли кто позади меня. Но нет. Улица пуста. Как глупо я себя веду. Я пытаюсь выдавить ответ, но горло пересохло, как пустыня Сахара, и наружу вырывается сдавленный хрип. Вот и все — мы разминулись, он прошёл мимо, я упустила его, упустила миг. Теперь он решит, что я дурочка, не способная даже поздороваться.

Я снова опаздываю. Миссис Хендерсон оставляет меня после уроков. Ещё раз. Второй раз за два дня. И спрашивает, не иду ли я на школьный рекорд.

— Последи за своим поведением, — грозно добавляет она.

Я не знаю, что и делать. Угрозы миссис Хоккейной Клюшки меня не заботят. Меня тревожит собственное здоровье. Похоже, я схожу с ума. Школьные запахи — резина кроссовок, чипсы, туалетное мыло, «Клерасил» — вытесняют сладкий аромат сна, и я начинаю верить, что все происходило на самом деле, что блондин по правде мой парень.

Надо это прекращать, и быстро. Надо рассказать Магде и Надин, что я все выдумала.

Но мне все никак не удаётся вставить хоть слово, даже на большой перемене. Надин без умолку говорит о Лайаме, Лайаме, Лайаме. Чернильные сердечки покрывают её руку до локтя. Скоро её коже будет нечем дышать. Кажется, она и мозги зачертила его именем, потому что о чём-либо другом с ней говорить бесполезно. Кстати, с Лайамом они тоже почти не разговаривают. Она о нем ничего не знает. Он уводит её в укромное место, там они обнимаются и целуются — вот и всё свидание. По-моему, этого для настоящих отношений мало.

— Тебя забыли спросить, — огрызается Надин.

Магдин Грег, наоборот, чересчур увлекается разговорами. Только и делает что болтает.

Он объяснил ей, как решать задачи, хотя она и сама отлично это знала. А потом плавно перешёл к физике и химии.

— А как у тебя с анатомией человека? — шепнула Магда по пути домой.

Но он не понял намёка. Может, он до смерти умен, когда — дело касается уроков, но едва речь заходит об отношениях с девушками, его ум отмирает, это же очевидно.

— С чего ты взяла? — злится Магда. — Просто он долго раскачивается. Всем известно, рыжие парни — самые страстные в любви.

— Почему это тебя так раздражают Лайам и Грег? — замечает Надин. — Что тебя грызёт, Элли?

— Да ничего меня не грызёт.

— Может, ты чувствуешь, что немного отстала от жизни? — говорит Надин.

— С какой стати!

— Да нет, она злится оттого, что её Дэн далеко и она не может с ним увидеться, — решает Магда.

— Если этот Дэн не плод её воображения. — Надин пристально смотрит на меня.

Сердце громко стучит под блузкой. Надин знает меня слишком хорошо. Не нравится мне этот огонёк в её зелёных глазах.

— Ну конечно, он плод моего воображения, — говорю я, не отводя взгляда. И умолкаю. А потом запускаю руку в карман и достаю смятое письмо. — Плод моего воображения, который каким-то чудом умудрился мне написать. — И я сую письмо им под нос.

Я предусмотрительно прикрываю почти все письмо ладонью и даю им прочитать только подпись: «С любовью, Дэн».

ДЕВЯТЬ СНОВ

1. САМЫЙ ЧУДЕСНЫЙ СОН: Мы с блондином целуемся у реки.

2. САМЫЙ ГРУСТНЫЙ СОН: Я замечаю маму в толпе и пытаюсь её догнать, но не поспеваю, я начинаю кричать, звать её, но она не слышит и уходит, и я её теряю.

3. САМЫЙ ДУРАЦКИЙ СОН: Нам с Магдой и Надин по тринадцать, но нас переводят в детский сад. Мы лепим человечков, а у меня никак не выходит, фигурка сама собой снова превращается в пластилиновый комок.

4. САМЫЙ УНИЗИТЕЛЬНЫЙ СОН: Я иду к остановке, где полно мальчишек из школы напротив. Они начинают хихикать, и я понимаю, что юбка у меня задралась до пояса и видны трусы.

5. САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ СОН: Я летаю, но очень низко, вверх и вниз по лестнице, задевая каблуками ступеньки.

6. Самый страшный сон:В дом забрались грабители. Я слышу, как они поднимаются наверх, чтобы убить меня. Дверь спальни распахивается, и я просыпаюсь, бегу к Анне и папе за защитой, но тут оказывается, что я все ещё сплю. Грабители затаились в папиной постели, и, едва я вхожу, они набрасываются на меня.

7. САМЫЙ ДЕТСКИЙ СОН: Я лежу в колыбельке, чьи-то руки меня убаюкивают. Мне очень уютно, вот только кроватка маловата, и голова упирается в стенку, а ноги торчат наружу.

8. САМЫЙ МОКРЫЙ СОН: Я плыву на яхте. Вода сверкает. Я прыгаю с борта и начинаю плескаться в тёплых морских волнах. (Этот сон мне часто снился, когда я была маленькой, иногда с неприятными последствиями.)

9. ПОВТОРЯЮЩИЙСЯ СОН: Я опаздываю в школу и никак не могу найти форму и собрать учебники. Автобус уходит, и в школе меня ждёт серьёзный нагоняй. Это так часто случается на самом деле, что тем обиднее получать двойную порцию во сне!

Все пути назад отрезаны. Я не знаю, что делать. Я окончательно увязла во лжи и вынуждена молчать.

Я пишу Дэну. Только потому, что хочу получить ответ, который смогу показать Магде и Надин. Это несправедливо.

Он отвечает. И я снова пишу. И он. И я. И он. И так до бесконечности. Я читаю всякую чепуху о его школе, друзьях и книгах, хмыкаю над пошлыми бородатыми шутками. В конце каждого письма стоит: «С любовью, Дэн», но это не превращает их в любовные послания.

Папа говорит, мы как Элизабет Барретт и Роберт Браунинг. И давится от смеха. При чем тут мёртвые поэты? Я совсем непоэтично бормочу: «Чтоб ты сам сдох». Папа слышит и приходит в ярость. Говорит, у меня совсем нет чувства юмора. Неожиданно Анна встаёт на мою сторону. Отец такой нечуткий и грубый, она сама его едва терпит, что уж говорить о бедняжке Элли. Мы с папой ошарашенно моргаем. Раньше она всегда его защищала. Может, они повздорили? Вчера вечером, когда Анна вернулась с итальянского, из их спальни доносилась приглушённая ругань. Не знаю, что между ними происходит. Мне бы разобраться в себе самой.

Пока что я больше не видела блондина моей мечты. Пришлось покататься в школу на автобусе, не то схлопотала бы наказаний на целые сутки. Но сегодня я осмеливаюсь на новую вылазку. И пару мгновений выжидаю на улице, где мы повстречались. Ну, хорошо, пару долгих мгновений. Минут этак на пятнадцать. Но блондин так и не показывается. А меня снова оставляют после уроков.

Сегодня я не скучаю в одиночестве: со мной Надин. Мы сидим в пустом классе и — представьте себе! — миссис Хендерсон заставляет нас писать по сто раз слова извинений. Я пишу: «Я стану собранной и больше не буду опаздывать».