военной прокуратуре бывших пленных с пристрастием допрашивали, после чего некоторых отправляли в Сибирь.

Моему папе повезло. В карантинном лагере офицер оказался нормальным человеком и бывших пленных отправлять по этапу не спешил. К тому же Павел сумел сохранить выписку из сельсовета, которую прятал все четыре года в подошве ботинка, не теряя надежды на возвращение на Родину. Поэтому к нему отнеслись лояльно и отправили на Урал учиться.

После встречи с мамой он перевелся на заочное отделение Политехнического института и, закончив его, до самой пенсии проработал на металлургическом комбинате…

* * *

Моя бабушка по отчиму, Анна Максимовна, была святым человеком. Во время войны у неё в хате немцы стояли, а она на чердаке двух еврейских подростков прятала. Господь наградил бабушку за её доброту, и она дождалась всех своих детей.

Старший сын от первого брака, Иван Степанович, прошёл две войны – финскую и отечественную. Во время финской его отправили в разведку. Напарника по пути обратно в часть подстрелил снайпер. Иван Степанович взвалил его на спину и понёс через замёрзшее Ладожское озеро. Когда он дошёл до санчасти, напарник был давно мёртв.

В апреле 1945 года его часть освобождала Кёнигсберг. В этом же городе на принудительных работах находилась его молодая жена, угнанная немцами в первые месяцы войны. Он бросился искать свою Лидочку. Тяжёлые испытания так их изменили, что они пробежали мимо, не узнав друг друга.

Иван Степанович много рассказывал о войне, но одна история особенно запала мне в душу. Осенью 1941 года его военная часть оказалась транзитом в Ленинграде. Накануне отправки на фронт всем офицерам выдали «паёк» – сукно на униформу, новые сапоги, консервы, шоколад, водку и сигареты. В городе у него не было ни друзей, ни родственников. Взяв пакет под мышку, он пошел гулять и оказался на маленькой улочке, с примостившимися по обеим сторонам домиками. Ворота одного из дворов были настежь распахнуты. Мужичок лет пятидесяти колол дрова. До поезда оставалось еще много времени, и Иван Степанович решил ему помочь. Дело закончилось застольем.

– Хорошие вы люди, – сказал Иван, – хочу вас отблагодарить. Дали мне офицерский паёк. Примите его, пожалуйста.

Когда пришло время прощаться, хозяйка, перекрестив его, сказала:

– Возвращайся, Ванечка, живым и невредимым.

Так, с её благословением, он отправился на фронт.

Как-то, будучи в командировке в Ленинграде, лет через пять после победы, он решил найти маленький домик с его гостеприимными обитателями. Долго плутал по улочкам. Вдруг видит распахнутые ворота. Заглянул во двор – тот же мужичок рубит дрова. Правда, постарел, поседел как лунь. Встретил Ивана объятиями, со слезами на глазах. Зашли в дом. Выпили по чарке. Иван Степанович спросил:

– А хозяйка где?

Мужичок повесил голову, долго молчал:

– Эх, Ваня, умерла моя голубка от голода во время блокады. Умерла и дочь наша единственная и двое внуков. Все, Ваня, померли, остался я один. Хотел руки на себя наложить, да Бога побоялся.

Выпили за ушедших. Вдруг хозяин встрепенулся:

– Да я совсем забыл… Ты ведь нам какой-то пакет оставлял. Мы его сохранили, в сундуке он. Хозяйка моя как положила его туда, так он там и лежит.

– Дед, ты что же не заглянул в него? Там же еда была!.. – опешил Иван.

Дядя Ваня, всякий раз рассказывая эту историю, не мог сдержать слёз.

Его сводный брат Фёдор с августа 1941 до июля 1942 года находился в составе 9-го авторемонтного батальона, потом был разведчиком Приморского артиллерийского полка. В июле 1942-го он попал в плен и оказался в лагере, откуда ему удалось бежать. Но был пойман бандеровцем и возвращён обратно. Осенью узников лагеря отправили на полуостров Ямал. Там, в акватории, скопилось большое количество немецких судов. Попав в окружение американских военных кораблей, они не имели возможности покинуть воды Карского моря.

Чтобы вывести эти корабли, немцы заполнили трюмы военнопленными, о чем известили американцев. Те не поверили, и, как только армада вышла в открытое море, начали её бомбить.

Взрывной волной Федора выбросило за борт, и он начал тонуть. В этот момент, по его словам, он увидел образ Божьей Матери с Младенцем. Это придало ему силы.

Вода была ледяная. Он кусал пальцы, которые сводило судорогой, и, проплыв более двух километров, добрался до суши. К берегу прибило ящики со сливочным маслом. Выжившие растапливали его на костре и пили.

Прибывший на остров немецкий патруль отправил пленных на грузовом судне в Тронхейм, Норвегия. Заключенным, как свиньям, бросали в трюм сырую брюкву. Воды не давали. Те, кому повезло сидеть у стен, слизывали капли влаги. Многие не доплыли, умерли от жажды. В Тронхейме Фёдор работал в каменоломне. Пленные жестоко голодали. Еда была скудной: суп из мороженой брюквы, хлеб пополам с опилками. Местные жители сочувственно относились к советским пленным. Ночами оставляли под камнями еду – варёную картошку, хлеб, рыбу. «Соотечественник-бандеровец отправил меня в лагерь умирать, а люди из чужой страны пытаются сохранить мне жизнь», – часто думал Федор по ночам.

В лагере над пленными немецкие врачи проводили опыты – испытывали яды, наблюдая за реакцией организма. Выжили единицы, среди них был и Федор. При росте 170 см он весил 41 кг.

Освободившие их американцы поставили полевую кухню в центре футбольного поля. Чтобы несчастные не умирали от кахексии, их заставляли проходить по одному кругу, после чего давали ложку еды. Так их и спасли.

Летом 1945 года Фёдор попал в Зауралье. И только в 1956 году ему и его жене разрешили переехать в город Рудный Кустанайской области в Казахстане.

Школа

Помню я школу, но как-то угрюмо

и неприветливо воскресает она

в моём воображении.

М. Е. Салтыков-Щедрин

В отличие от большинства детей того времени в школу я не торопилась. В детском саду, с обедами, ужинами, укладыванием на сончас и прогулками, создавалась почти домашняя обстановка. У каждого ребёнка был свой стульчик, тумбочка, а, главное, шкафчик с родной вишенкой или зайчиком на дверце. Уходя вечером домой, мы оставляли в садике частицу своей души.

С детства я любила порядок и дисциплину. Достаточно сказать, что каждый вечер, ложась спать в девять часов, просыпалась в одиннадцать и шла, сонная, проверять, выключен ли газ и закрыта ли входная дверь. Папа называл меня «свекровью». Будучи подростком, я хотела быть морским офицером. Мне нравились чёткий распорядок дня и дух товарищества.

Чтобы как-то заинтересовать школой, мама взяла меня с собой в магазин канцелярских товаров и накупила тетрадей, карандашей, портфель, а самое главное, пенал, на котором был такой же зайчик, как и на шкафчике. Он как-то примирил меня с