скотину. Приходилось пасти сколько положено. Лишь в исключительные дни, когда стояла сильная жара, духота, можно было добиться того, чтобы коровы шли домой в хлев.

Но были дни, когда Николай Лоза с большой охотой шел пасти скотину. Это было после снятия сенокосов и уборки хлебов. На пастбище было настоящее раздолье.

Николай выводил волов и лошадей в поле еще затемно. Тихо в степи, тепло, все окутано мраком, звезды таинственно мигают с высоты. Но вот воздух свежел, начинал бледнеть на востоке горизонт, свод неба незаметно светлел, гасли звезды. Наступал рассвет. Занималась заря… Легкий утренний ветерок шелестел над степью.

С рассветом, все соседские пастухи собирались вместе, было много разговоров – Николаю страшно интересно было их слушать.

Живя на хуторе, работая от зари до зари на земле, Николай Лоза вплотную соприкасался с природой, с ее красотами и дарами.

Прохладное утро, жаркий, знойный полдень, благотворные вечера и чарующие ночи воспринимались Николаем с восхищением и радостью. Душа его наполнялась то утренней свежестью, то жаром солнца, звуками, запахами и каким-то острым, ощутимым упоением. Крепкому жилистому Николаю выполнявшаяся в поле работа не казалась утомительной. Легко было вязать снопы, а потом носить их в копны. Даже приятно было нести тугой, словно живой, сноп, шелестящий колосьями и потряхивающий ими.

В работе промелькнул июль…

…Как часто бывает, во второй половине летнего дня, незаметно с юга поднимались к небу облачка, с начала одно, потом другие, и как-то внезапно появлялось их целое стадо. Николаю и младшему брату Карпуше нравилось наблюдать эти бесконечно меняющиеся причудливые очертания облаков, тем более что с их появлением начинал навевать прохладный ветерок.

Николай Лоза в полной мере познал на себе изнурительный, тяжкий крестьянский труд, труд неблагодарный: во-первых, зависимый от капризов природы, во-вторых, продукция их крестьянского труда ценилась мало, ибо реализовав ее, семье едва хватало оплатить долги за землю и кое-что купить из обуви и одежды.

Действительно, если на рынке в Петербурге перед войной цена говядины составляла 58 копеек за килограмм, свинины – 51 копейку, десяток куриных яиц – 30 копеек, а буханка ржаного хлеба (800 грамм) стоила 6 копеек, то цены, по которым все это закупалось у крестьян, были существенно меньше. Поэтому о каких либо излишествах в семье Лозы и говорить не приходилось. Все время недостатки, нужда… Отсюда и пища в их семье была простая, однообразная, та которую можно быстро приготовить на целый день. Хлеб белый пшеничный ели только по воскресеньям и праздникам… Зато работы было в достатке: с досвита и до позднего вечера. Но как бы ни было тяжело, отец – Игнатий Лоза дал сыновьям городское образование, и старшему Николаю, и младшему Карпу.

В тяжелой работе быстро пролетал знойный день и наступал вечер…

Летние вечера особенно нравились Николаю Лозе. Теплые, тихие… Заходящее солнце освещало горизонт огненно-красным цветом. Розовые отсветы ложились на постройки усадьбы, верхушки деревьев и поля…

Николай любил наблюдать, как день таял в вечерних сумерках, а на востоке из-за деревьев показывалась луна – молчаливая, величавая. Словно от ее дыхания в воздухе начинало тянуть прохладой. Эта прохлада несла с собой волну теплого запаха трав и цветов… Голова Николая начинала кружиться от этих вечерних запахов…

Он часто спал во дворе на возу с сеном. Ему нравилось спать на открытом воздухе, в душистом сене, наслаждаясь ночной прохладой и чистым степным воздухом. Частенько он брал с собой и младшего Карпушу. Иногда они ночевали на сеновале.

Порой приходилось всю короткую ночь пасти лошадей. Лошади размеренно щипали траву, изредка пофыркивая, и по этим звукам Николай знал, где они находятся, а сам он любил лежать на пригорке, облокотившись головой на подставленную руку, и любоваться звездами, прислушиваясь к шорохам чудной, чарующей летней ночи…

Ночь окутывала степные просторы безмолвием, и словно большой черный полог нависал над полями, лугами, старыми вербами… Тишина…

Луна, постепенно светлея, поднималась все выше и выше, обливая землю серебристо-матовым светом. Николай и Карп во все глаза смотрели на небо, на Млечный Путь – «Казацкий шлях», как называли его в народе, но постепенно их глаза слипались, и они засыпали…

Коротка летняя ночь…

Вскоре становилось свежее, начинал тянуть ветерок и рассветало.

С рассветом, если не было росы, наступала пора косить жаткой самоскидкой рожь. Николаю нравилась эта работа. Солнце поднималось все выше. Неподвижное в безветрии, высокое, густое ржаное поле расстилалось перед ним, с поникшими от тяжести налитой ржи, колосьями. Приступали к работе. Ряд за рядом падали желтые, тяжелые стебли ржи, подталкиваемые крыльями жатки, а четвертое крыло, пригнувшись к площадке жатки, сбрасывало тучные снопы… Николай наблюдал, как младший брат Карпуша и сестры вязали эти снопы, откидывали их от поля ржи, освобождая место для прохождения жатки.

Но бывало налетал ветер, надвигалась туча… Начинали волноваться, шуметь колосья ржи, прижимаясь к земле. Николай понимал – будет гроза…

– Быстрее складывайте снопы в копны, – кричал он брату и сестрам.

Те бросались сносить и складывать в копны снопы ржи, чтобы их не промочил дождь. Работали спешно, бегом, чтобы успеть все скошенное сложить в копны.

Темная грозовая туча низко нависала над землей. Неожиданный порыв ветра поднимал пыль на дороге. Всем становилось очевидно – гроза не пройдет мимо!

Туча все ближе, ближе. Вот сверкнула молния, прогремел гром, и упали первые крупные капли, но Николай был доволен:

– Молодцы, успели уложить до дождя последние снопы!

Все, чертовски уставшие, бросались под копны, скрываясь от дождя. Шелестели по колосьям ржи капли, и шел дождь крапистый, редкий, потом все сгущеннее, и вот уж потоком полил ливень…

Николай крепко обнимал испуганного, вздрагивающего при сверкании молний и раскатах грома, брата Карпушу – сидя под копной ржи и любуясь сплошной стеной дождя.

…Гроза проходила. Радостно выглядывало солнце, небо вновь сияло синевой, воздух наполнялся запахом жнивы, земли и травы. Николай Лоза вдыхал его и не мог надышаться:

– Господи! Как хорошо жить!

Жатва прекращалась – мокро. Все шли домой. Дома тоже работы хватало каждому до позднего вечера. Перед вечером приходилось работать еще яростнее, стараясь успеть закончить порученное дело.

Не менее тяжелой и изнуряющей, чем работа в поле, была работа на ветряной мельнице. Тяжеленые мешки с мукой Николаю приходилось таскать на плечах и грузить на подводы. От такой работы жилы на его руках набухали, рубаха на груди и спине становилась мокрая. Пот, стекавший со лба, Николай стряхивал тыльной стороной ладони и продолжал работать. От напряжения на шее вздувалась и пульсировала синяя жилка…

Усталый, разбитый, после долгого трудового дня,