* * *

С той девочкой, у которой красивое нерусское имя, мы неплохо общаемся. Как-то мы пересеклись в коридоре, и я увидела, что ей плохо – глаза сами закрывались и болели. Я предложила ей помощь, но она приглушенно ответила: «Тебе бы кто помог». Я промолчала.

В другой день я видела, как она бежала за своим лечащим врачом и с надрывом кричала ему в спину: «Вы понимаете, я не хочу так жить! В таком состоянии я жить не хочу!» Мне стало ее ужасно жаль, но в голове неоном засветилась истина, которую я приняла, переступив порог 3-его отделения: мы друг друга не лечим. Можно проявить сочувствие, эмпатию. Если у тебя есть на это ресурсы.

Я пошла за ней в туалет-курилку, она закрылась в первой кабинке (нужно поставить под определенным углом неработающий замочек, это поможет избежать хотя бы части вторжений в кабинку; меня этот метод спас от всех). Я посидела, слушая ее рыдания, и дождалась, пока она выйдет, чтобы убедиться, что она с собой ничего не сделает.

Вскоре она попросила меня помочь – ей нужны были прокладки. Я заказала их для нее. Недавно она позвала меня снова: «Девочка-красавица», – наверняка забыла мое имя. Ей захотелось рисунок хной.

* Электроэнцефалограмма

Заметки о медсестрах [1]

Сегодня на смене их две.

Немолодая женщина с короткими огненными волосами – любой запляшет под ее контральто. Она никому не доверяет, и наработанная мною репутация рассыпается в маленьких немощных Лер от одного ее взгляда. Как гласит легенда, когда-то давно она была очень злой и пьющей, но проиграла в битве с начальством и теперь стала шутливой (если рядом нет кого-то выше по статусу).

Это ей я объясняла, зачем мне нужны ножницы и почему у хны нужно отрезать кончик. Однажды она сидела на приемке передачек, когда Б принес мне кучу пакетов с едой. Они выстрелили друг в друга парой шуток, и после этого каждый раз, когда у нее хорошее настроение она говорит про меня: «Самая маленькая девочка, а ест больше всех». Сегодня я решила взвеситься, и она прервала все свои дела, чтобы иронично заметить: «Ну что, набрала хоть что-то после такого количества еды?»

Хна понравилась и ей, и другим медсестрам. Про мои рисунки она поначалу хмыкала, а потом увидела тот, который ей понравился: «Это ты сама нарисовала? Глядишь, к выписке научишься делать хорошо».

Я не воспринимаю ее слова как негатив, она мне нравится. Только жаль, что все время следует правилам.

В те времена, когда пациентам можно было уходить из больницы хоть на весь день, самая-крутая-девчонка зашла в магазин и вернулась в отделение с брикетом мороженого. Далее, по ее словам, они с огненной медсестрой пятнадцать минут орали друг на друга: одна тыкала в список разрешенных продуктов и говорила, что там нет мороженого, а вторая тыкала в список запрещенных и говорила, что там его тоже нет. Кончилось все тем, что самая-крутая-девчонка, устав спорить, гордо прошла мимо медсестры с мороженым в свою палату.

Выглядит как пирожок, куда бахнули слишком много перца, но на самом деле пирожок с капустой, из которого постоянно высыпается содержимое.

––

Вторая медсестра – студентка, она бывает тут нечасто. Именно с нее для меня началось отделение. Она разбирала со мной вещи, когда я только заехала в палату, и забрала максимум опасных предметов. Я до сих пор чувствую близость с ней, ведь она буквально рылась в моем белье.

В мое первое утро в больнице она разбудила меня, чтобы взять кровь из вены. С первого раза у нее не вышло: поцарапала кожу, ввела иглу, а кровь не потекла. Я чувствовала, что она волновалась, и постаралась ее успокоить: «Ничего страшного, так бывает, давайте попробуем еще раз» (мне кажется, я идеально подхожу для тренировок по забору крови). На следующие десять дней у меня осталось напоминание о ней – радужный синяк.

Все медсестры всегда в масках, поэтому я даже не знаю, как они на самом деле выглядят. Но с ней получается считывать эмоции: мы шутим, когда пересекаемся, и всегда улыбаемся друг другу. Недавно она уже попросила сделать ей рисунок хной!

Сегодня вечером у меня случилась истерика, и я подошла к ней, чтобы узнать, не было ли у врачей пометки на этот счёт – делать укольчик по необходимости. Она позвала меня в процедурный кабинет, где была еще Огненная. Назначения не было. Мне предложили вызвать дежурного врача, но я отказалась – не хотела беспокоить человека по пустякам. Огненная ласково сказала: «А что случилось? А что такое? Ты такие макияжи делала, все хорошо было, а теперь что?»

Я вернулась в палату, проплакала еще 15 минут (за это время ко мне подошли четыре девочки, и еще несколько выразили сочувствие издалека) и согласилась на вызов врача. Я пошла с этой студенткой в процедурный кабинет – ждать. Не знаю, сколько мы провели там времени, но она так старалась отвлечь меня, поговорить о чем-то, рассказывала смешные истории. Еще рассказала разные психологические штуки. Интересно. Она даже подсела ко мне на кушетку, чтобы погладить меня по спине.

Выглядит как пирожок с вишней и на самом деле пирожок с вишней.

P.S. Оказывается, вкалывают наркотические транквилизаторы, которые быстро вызывают привыкание. Спатьот их все равно нэ получается – слишко сильна тревога. ВСЕ ЕЩЕ СЧИТАЮ, ЧТО на таблетках сидеть гораздо круч, чем на чем лито еще

#запискиюногопациента

15 декабря 2020

Вчера перед сном чувствовала, что надо выложить пост про медсестер вовремя, но после ночных таблетк болели глазные белки, сами закрывались, и восприятие в целом было искажено, пальцы не попадали по клавиатуре. Абзац про истерику я печатала час, дальше решила не мучить себя и не исправлять – надеюсь, вам все понятно.

#запискиюногопациента

16 декабря 2020

Что-то происходит

Я проснулась раньше зова на завтрак и как раз вовремя для того, чтобы узнать последние сплетни. Тем-что-нельзя-называть заразились одна буфетчица и старшая медсестра. Одна из пациенток все еще находится в изоляторе из-за повышенной температуры (об этом я уже узнала сама, сидя в своем любимом месте – в кустах; но об этом позже).

Говорят, что всех будут перекладывать в другие отделения. Я пока стараюсь не нервничать, жду ординаторку, чтобы спросить лично.

17 декабря 2020

Что-то продолжает происходить

Вчера был страшно суматошный день. Выписывали всех, у кого стабилизировалось состояние, всех карантинных; одна девочка перестала чувствовать запахи, и ее сразу перевели в одиночку; болеющего медперсонала стало в разы больше: теперь медсестры берут на себя еще больше работы – накладывают нам еду. Все психогруппы и эмоциональные тренинги отменили. Все помещения обрабатывали хлоркой, из-за чего нас попросили пару часов посидеть в общем помещении с телевизором и моими любимыми кустами. Там же случилась вечная борьба: «Все люди делятся на две категории – те, кому дует, и те, кому душно».