Нильс снял шляпу, счистил красноватую глину, присохшую к брючине, и осторожно присел на миниатюрный стул. Со стороны улицы Линнегатан доносился звон проезжающего мимо трамвая.

Тут открылась двойная дверь в приемную, и появилась медсестра в накрахмаленной шапочке.

— О-о, разве кто-то еще оставался? — удивленно воскликнула она, глядя на Нильса. — Уже почти пять часов, и доктор закончил прием пациентов на сегодня… Но раз уж вы здесь, я спрошу его.

Она исчезла и через несколько секунд вернулась, снисходительно кивнув.

— Ладно. Доктор вас примет.

Доктор Кронборг сидел за письменным столом и что-то писал — вероятно, в журнале посещений. Время от времени он бросал быстрый взгляд в записную книжку из-под очков в золотой оправе. Его щеки над ухоженной поседевшей бородкой покрывал лихорадочный румянец. Лет пятьдесят, подумал Нильс, но в хорошей физической форме. На стене за ним висела картина маслом в золотой раме, изображавшая лисицу под елью. Если б не белый халат, Кронборга можно было бы принять за оптовика, занятого финансовыми подсчетами.

— Доктор Кронборг… — начал Нильс.

Доктор пробормотал что-то, не поднимая головы, и продолжал писать. Наконец решительно поставил точку и повернулся к Нильсу.

— Ну, — произнес он тоном, показывающим, что готов полностью сосредоточить свое внимание на пациенте, — как у вас дела? — И прежде, чем Нильс успел ответить, схватил стетоскоп и привычно скомандовал: — Снимайте рубашку.

— Я отлично себя чувствую, благодарю вас, — сообщил Нильс. — И одежду я лучше не буду снимать. — Он вынул полицейский жетон из кармана. — Старший констебль Гуннарссон, уголовный розыск. Я здесь не в качестве пациента.

— Вот как, — произнес доктор, вынимая стетоскоп из уха и жестом указывая на стул посетителя. — Чем могу помочь?

Нильс сел.

— Я занимаюсь криминальным расследованием и хотел бы побеседовать с писателем Лео Брандером.

Часы тонко пробили пять раз; звук оставался звенящей нотой в воздухе. Доктор выжидающе посмотрел на него поверх очков.

— Вот как?

— Как я понимаю, вы являетесь доверенным лицом Брандера. Я был бы вам благодарен за его настоящее имя и адрес.

— Ничего не понимаю. Вы знаете, какого сорта книги пишет Лео Брандер? Детективы. Вымысел. Какое отношение это имеет к криминальному расследованию?

— Возможно, никакого, но я хотел бы с ним встретиться.

Доктор Кронборг выглядел озабоченно.

— Ну тогда не обойдется без проблем. — Размышляя, он слегка постукивал карандашом по столу. — Видите ли, Лео Брандер — один из моих пациентов. Обязательство не разглашать профессиональную тайну не позволяет мне раскрыть личность пациента.

— Но вы с ним иногда встречаетесь?

— Разумеется. Вы хотите ему что-нибудь передать?

— Я хотел бы встретиться с ним лично, — заявил Нильс.

— Хм… — Доктор снял очки и с изможденным видом потер глаза. — Вы прямо-таки ставите меня перед дилеммой. Я хотел бы вам помочь, но Лео Брандер болен вот уже несколько лет. Очень болен. Даже если я раскрою его личность, он не будет в состоянии принять посетителя.

— Но ведь он работает. Пишет две книги в год, — напомнил Нильс.

Доктор быстро кивнул.

— Конечно, человек он трудолюбивый… Видите ли, речь идет не о физической немощи, а о нервном расстройстве. С писательством у него нет проблем. От этого он даже лучше себя чувствует. Я обнаружил его талант случайно. Он все время что-то записывал на бумаге, и медперсонал, естественно, считал, что это какая-то чушь. Но я почитал его записи и обнаружил, что это были истории, весьма заслуживающие прочтения. Очень интересные. Я не мог остановиться, пока не прочитал их все. Трудно было поверить в то, что это дело рук любителя. Однако в ходе длительной болезни пациент прочел множество детективов — как по-английски, так и по-шведски, — так что он научился выстраивать сюжет. Я поощрял его продолжать это дело и обещал найти ему издателя.

— Вашего старого друга Йенсена, — уточнил Нильс.

— Именно. Когда мой пациент увидел напечатанную книгу, он совершенно возродился. Для него это был большой успех. С тех пор он продолжает писать. Это дает смысл его существованию, в остальном остающемуся пустым и весьма трагичным. Но посещение он не вынесет. Он слишком хрупок.

— Да что вы говорите? Читая его книги, не подумаешь, что Лео Брандер хрупок…

Доктор Кронборг слегка погрозил пальцем.

— Ай-яй-яй… Вы совершаете обычную ошибку, отождествляя писателя с его произведениями. Поэт Стагнелиус был отвратительным и больным пьяницей, но писал очаровательные стихи о любви, которую так и не изведал, и свиданиях, на которых никогда не был.

— А вы интересуетесь литературой, доктор?

— Так, немного, — ответил Кронборг, слегка пожимая плечами. — Меня намного больше интересует живопись.

— Понятно. Я здесь сидел, смотрел на картину позади вас и не мог перестать думать: неужели это подлинный Лильефорс[4]?

Доктор заговорщически улыбнулся и, подавшись вперед, понизил голос:

— Принимая во внимание, сколько я за нее отдал, очень надеюсь, что она не подделка. Вам нравится?

Нильс посмотрел на картину, слегка склонив голову набок.

— Конечно, — признался он. — Лисы — удивительные животные. Мех передан прекрасно. Но ведь вы почти никогда не видите ее, сидя к ней спиной. Ею наслаждаются в основном ваши пациенты.

— Ну и пусть. — Доктор усмехнулся. — У меня дома есть еще несколько Лильефорсов. Он мой любимый художник, — гордо заявил он.

— Что вы цените в нем больше всего?

— Искренность, — твердо сказал доктор, — неподкупную искренность. В отличие от лгунишки Карла Ларссона[5]. Воспитанные дети, солнечный свет, пеларгонии… — Уголки его губ опустились от отвращения. — Противное слащавое лицемерие. А у Лильефорса нет ничего льстивого. Он изображает мир таким, каков тот есть, в мельчайших деталях. Увядшие, засохшие растения, дождливое небо, хищники, поедающие добычу… Он не останавливается перед правдой, и именно это придает красоту его работам. Я приобрел небольшой домик в деревне, где собираюсь провести время после ухода на пенсию, занимаясь охотой и рыбалкой. Мое собрание Лильефорса прекрасно подойдет к нему.

— Безусловно, — согласился Нильс. — Ну что же, — он поднялся, — не буду вас больше задерживать, доктор. Большое спасибо.