– Мои дети могут помереть от голода из-за твоих упыриных знакомцев, – ответил Сэнай и почему-то добавил: – Я не боюсь тебя, эльф.

– Зря, – ответил тот. – Он ни в чем не повинен. Обычный человеческий ребенок.

– Все упыри – колдуны!

Толпа за спиной кузнеца зашумела, мужчины явно осмелели и сделали в сторону эльфа небольшой шаг. Но тот не сдвинулся с места, только смерил всех ледяным взглядом.

– Хочешь подраться?

– Заткнись! Не то самого крысам скормим!

Серебряные глаза эльфа безошибочно выхватили из толпы крикнувшего это тощего парня с жидкими космами русых волос, закрывающих глаза, и размахивающего кухонным тесаком.

– Вот как? Какой ты стал храбрый, Рони, – улыбнулся эльф. – Для посудомоя это очень опасные слова.

За три года Кенард так и не смог запомнить имена всех обитателей замка, но он готов был поклясться, что Альс знал поименно каждого конюха, судомоя, скотницу или оружейника, а также их детей. А если бы ему сказали, что эльф знает клички всех кошек, собак, свиней и коз, то и тут Кен ничуть не удивился бы.

– Похоже, что я никого переубедить не смогу. И пытаться не буду, – спокойно заметил Альс и вытащил из ножен свои мечи. – Ну?!

Что-то было в нем такое, что не давало сильным и совсем не робкого десятка мужчинам: людям, оркам и метисам пойти навстречу зеркально сияющей стали, на которую падали снежинки. Мечи вызывали у Кена трепет и восхищение. Это были не грубые неуклюжие орудия, выходящие из тех же рук, которые с большей охотой и радостью куют плуги и мотыги. У самого Кенарда оружие выглядело неказисто, несмотря на яшмовые украшения на рукояти. Мысленно Кен обозвал один из эльфовых мечей «змеиным», другой – «птичьим». Небольшая круглая гарда, состоящая из переплетения растительного орнамента и рунических значков, у одного меча переходила в удлиненную рукоять с чешуйчатой насечкой, заканчивающуюся навершьем – когтистым кулаком-лапой, а у второго рукоять изображали переплетенные змеиные тела с навершьем в виде змеиной головы. И без всяких драгоценных камней мечи казались сокровищами. Лезвия – как два сверкающих луча лунного света, длинные, сужающиеся к концу, ромбические в поперечном срезе.

Сэнай угрюмо молчал. Глубокая складка залегла между его широкими бровями, и жилка билась на смуглом виске, но Кенард чувствовал, что кузнец хоть и зол до безумия, но умирать не хочет. И прекрасно понимает, что, сделай он шаг в сторону эльфа, и жизнь его, хорошая и спокойная жизнь, кончится в крови и муках.

– Будь ты проклят! – прошипел полуорк. – Будь ты проклят…

Ненависти, которая плескалась в его глазах, хватило бы, чтобы затопить весь Тэвр по верхушку главной башни, и она обжигала, как кислота. Кенард на месте Альса отныне поостерегся бы поворачиваться спиной к кузнецу, но, похоже, эльфу было все равно. Он еще некоторое время постоял на ступеньках, провожая непроницаемым взглядом разбредающихся в разные стороны челядинцев, и только потом спрятал оружие в ножны.

– И все же с крысами нужно что-то делать, – сказал он, обращаясь к барону. – Да и с припасами тоже.

Лорд Крэнг длинно и грубо выругался, отводя душу самым доступным способом.

– Похоже, придется организовать охотничьи отряды в Чернолесье, – сказал сэр Гэррик. – Без свежего мяса мы ноги здесь протянем. Ты хорошо стреляешь, Кении?

Кенард кивнул. Луком и самострелом он владел неплохо, и глазомер у него был приличный. Для обычного человека. Так говорил Альс, а его мнению Кен доверял больше, чем собственному. Лучшими стрелками, разумеется, были орки и эльфы. Даже простой пастушок с орочьего хутора бил белку в глаз, а уж лучше следопытов, чем орки-горцы, в природе не существовало.

«Это хорошая идея», – подумал рыцарь. С Альсом и орками они добудут много дичи, и обитатели Тэвра смогут пережить эту зиму.

– А крысы? – Сэр Соланг вопросительно воззрился на эльфа.

– В городе должен быть крысолов, – равнодушно ответил тот. – Я думаю, нам стоит побеседовать в более удобной обстановке. У меня есть некие соображения, которые вам следует знать, лорд Крэнг.

И то, как Альс посмотрел на барона, заставило Кенарда напрячься всем телом. Ничего хорошего от эльфьих соображений он не ожидал.

О том, что в замке происходит что-то серьезное, лорд Крэнг догадался и сам. Он уже несколько дней наблюдал за эльфом, вдруг преобразившимся из равнодушного мучителя солдат в хищного и опасного охотника за неведомой дичью. Изменение, на первый взгляд совершенно неощутимое, для старого опытного вояки было столь очевидно, что он только диву давался, как этого никто, кроме него, не заметил. Глаза у эльфа превратились из стеклянных в ярко-серебряные. Жесты, и до того удивительно изящные и ловкие, исполнились запредельной грацией. Альс охотился. Иначе назвать произошедшую метаморфозу барон не мог. Он и на себе ловил внимательный взгляд эльфа, от которого мурашки бежали по позвоночнику. Ириен напоминал тэврскому барону большого пятнистого белого кота, который живет высоко в горах и слывет самым хитрым и отважным хищником. Делиться своими соображениями с Гэрриком или Солангом он не торопился. Крэнг ждал, когда Альс соизволит посвятить его в свои тайны. И не напрасно.

Из окон господской горницы открывался вид на Северный тракт, который в середине зимы был безлюден. После недавней оттепели разбитая колея смерзлась в непроходимые ухабы, по которым не то что конный, пеший рисковал переломать себе ноги. Выпавший ночью глубокий снег укрыл унылые и неприветливые круглый год холмы, поросшие низким кустарником, серые валуны, низкорослые деревья. И только на горизонте чернела гряда Дождевого хребта. Рыцаря Эртэ от этого зрелища уже мутило. Южнее тракта огромной синеватой шкурой лежал дремучий лес, именуемый на картах Старым, а в местном просторечье – Чернолесьем.

Леди Тариссу с рукоделием и леди Гилгит, по обыкновению бесцельно торчавшую у окна, а также девчонок-служанок с пяльцами без всяких церемоний барон выгнал вон. Пышущий жаром камин, удобные кресла и толстая дверь – то, что нужно для военного совета. Гилгит на прощание смерила Кена презрительно-насмешливым взглядом, заставив того покраснеть и смутиться. Словно дерзкая девчонка застала его за каким-то позорным делом. А может, виной тому ее точеная фигурка, затянутая в тяжелое темно-синее платье, отороченное белым мехом на высокой груди. Белый и синий цвета в нарядах Гилгит преобладали всегда, как будто она специально соревновалась в белизне кожи с мехом снежной лисички, а синевой глаз – с дорогой заморской краской индиго. В ее черной шелковистой косе синяя атласная лента обычно переплеталась с ниткой речного жемчуга. К Гилгит молодого рыцаря нестерпимо влекло, и в то же время он до смертной дрожи страшился подойти к ней ближе, чем это дозволяли приличия. Одного только ласкового слова, да что там слова, одного теплого взгляда достало бы, чтоб юноша положил свое наивное сердце к ее ножкам в расшитых бисером башмачках. Гилгит же доставляло удовольствие наблюдать за муками парня и терзать его деланным пренебрежением.