сразу две похоронки. Почётная смерть во имя Советского Союза младшей дочери и жалкая смерть от лихорадки старшей дочери. На волне чувств, супруги Волошины решили впервые за долгие годы узнать о старшей чуть больше. И выяснили, что у неё осталось две дочки, их внучки. Связавшись через свои каналы, они выяснили как им можно забрать внучек себе. Для этого их нужно было удочерить, полностью поменяв имена, переписав все документы и по сути… стереть их родителей из биографии девочек. Так они и поступили. Забрали их к себе в Свердловск, оформили новые документы и приказали внучкам забыть прежнюю жизнь. Всем вокруг они рассказывали, что это дочери их младшей дочери. Что отец неизвестен, потому у девочек отчество деда. Так появились Волошины Марина и Елена Денисовны. Урождённые Мюллер Марианна и Джоселин Ульрих. Я и Джо.

Мы с Ромой долго молчали. Просто смотрели на фотографию тёти и молчали. Тишина и так говорила очень многое. Наверное, единственный назревший вопрос парень задал спустя минут пять тишины.

— А могилы твоих родителей остались там?

— Да, — глухо ответила я.

И почему именно этот короткий ответ будто выстрел добил меня окончательно. Первая, вторая, третья слеза. И пошёл град из сдерживаемых эмоций. Одна за одной они покатились по моим щекам, а ноги подогнулись от слабости. Роман быстро меня подхватил и почти на руках донёс до скамейки. А я всё продолжала плакать. На взрыв, будто выдавливая гнойную рану и одновременно поливая её антисептиком. Плакала и не могла остановится, а Рома всё продолжал обнимать меня за плечи, а после и вовсе прижал так, что я уткнулась носом ему в грудь. Так мы и сидели, пока слёзы в моих глазах не кончились. Но даже тогда, когда успокоилась и просто дышала, мой друг не отпускал меня и я мерно вдыхала запах мыла, железа и масла. Хотя последний сегодня он был в разы слабее.

Немного отстранившись, я внимательно осмотрела Рому: на нём чистая одежда. Чистая фуфайка, такие же чистые штаны и даже валенки, кажется, почистил. Изумлённо оглядев его с головы до ног, я вернула взгляд обратно к лицу и шапке-ушанке, немного съехавшей от объятий. Я хотела что-то спросить про одежду и другое, но поймав его изумрудный взгляд не смогла отвести глаз. Так и сидели неизвестно сколько минут, глядя друг на друга и слушая как каркает одинокая ворона на ветке.

Наконец следы слёз на моих щеках высохли и солёный раствор стал вызывать зуд. Это немного пробудило меня, я достала из сумки платок и вытерлась. Рома тоже будто очнулся и встал, предлагая мне руку.

Вместе мы в молчании дошли до мотоцикла, и мой верный друг отвёз домой. Точнее до того же места, где высаживал в прошлый раз. В благодарность за понимание и то, что мы закрыли пока тему родителей, я тепло улыбнулась ему и сказала:

— Мы со Светой завтра допоздна будем в библиотеке, так что в институт можешь не заезжать.

— Может тогда я заеду за тобой в библиотеку к нужному часу? — предложил мне он с той же улыбкой.

— Нет, не нужно. Я пойду провожать Свету, а оттуда до дома уже не далеко.

— И всё же я не могу в поздний час позволить тебе идти одной, — настаивал Рома.

— Тогда, — я на секунду задумалась насколько это верное решение, но всё же закончила, — Можешь встретить меня возле общежития, и мы вместе пойдём домой.

Изумление и радость на лице Ромы были легко объяснимы. Я впервые согласилась погулять с ним в реальности, пусть и от общежития до дома. Но вот то что и моё сердце замерло в ожидании ответа, а к лицу предательски побежала краска, я смогла объяснить лишь переутомлением от множества переживаний.

— Договорились, — прервал мои размышления друг и отправился к мотоциклу, махнув на прощание, — До завтра, — а после добавил тише, но я услышала, — Марианна.

Волна чувств накрыла меня в тот же миг и за ней я даже не услышала, как мой воздыхатель уехал, хоть это и было весьма громко. Не смогу, наверное, даже описать все эти чувства, потому как они перемешались, будто вещества в пробирке, но эффект был как от укола адреналина. Сердце стучит, мысли перегоняют друг друга, нервы на переделе. Рома принял меня. Принял моё прошлое. Понял, насколько истинное имя «Марианна» личное для меня. Он понял и принял. И от того эмоции лишь ещё сильнее захватывали. И в этом состоянии я едва дошла до дома.

Перегруженная эмоциональными всплесками, я просто легла на свою кровать и уснула. Даже не разделась, за что, проснувшись, получила выговор от бабушки. Но это были мелочи, по сравнению с тем, что и домашнее задание я не сделала, а ведь скоро уже сдавать. До практики и сессии нужно сдать всё, чтобы оставаться одной из лучших в группе и на факультете. Чтобы не позориться и не позорить семью. Чтобы не быть такой, как родители… Сегодня я вспомнила, что в детстве в пылу ссоры, бабушка часто говорила мне, как я похожа на мать. И это было наихудшее оскорбление. Сегодня это отдаётся тупой болью, но десять-двенадцать лет назад это было хуже любого наказания. А сейчас, когда мне вскрыли старые раны, кинули в них грязью, затем хорошенько промыли, выдавили гной, обработали антисептиком и напоследок дали мягкую вату с мазью — я не знала, что чувствую после таких процедур. Вроде и болит, но уже не так.

Решив подумать об этом позже, я поспешила из дома на трамвай.

Тот день прошёл стремительно. Вот я еду в институт в снежном трамвае, а вот уже сижу в библиотеке и пытаюсь успеть доделать задание до закрытия. За окном глубокая темнота, над столом тёплый свет лампы, рядом зевает Света. Всё это усыпляет, но я с явной упёртостью продолжаю листать толстую пыльную книгу. Наконец моя подруга по несчастью не выдерживает и с громким хлопком закрывает книгу, одновременно заявляя:

— Всё, пошли домой.

— Мы же до закрытия договорились, — сонно напоминаю я, но Светлана, пунктуальный будущий врач, указывает на часы.

Я уныло киваю и, с сожалением, захлопываю и свою книгу. Вместе мы относим сокровища местного библиотекаря на место и выходим из здания, обсуждая грядущие экзамены. Когда же дорога приводит нас к общежитию, я уже открываю рот, чтобы попрощаться с подругой, но вижу Рому и на какое-то время замираю. Он снова чистый и свежий, а в его руках белые фиалки. Света тут же начинает посылать мне