— Может вам пригласить кого-нибудь из родственников или друзей? Ожидание самая плохая вещь. Могут позвонить или сама Лера или те, кто ее удерживает. Позовите… — Муратов осекся, наткнувшись на тяжелый взгляд Нелли.

— У меня нет друзей. И родственников, кроме брата, тоже, — хрипло произнесла она и, отпустив плечо Бориса, отвернулась.

— Вот что, — Алимов принял решение, — Нелли, я провожу товарища следователя до метро и вернусь. Пожалуйста, — он сделал ударение, — не принимай без меня никаких лекарств. Никому не открывай. Ляг и отдохни. Ты поняла меня?

На ходу застегивая длинное кашемировое пальто, Борис вышел из квартиры и стал спускаться вниз по широкой лестнице, минуя лифт. Муратов последовал за ним. Напряжение, исходившее от Алимова, ощущалось физически. Казбека не покидало ощущение двойственности происходящего. Когда он глядел на Бориса, на Нелли, слышал их голоса, наблюдал их взаимоотношения, в голове словно раздавался щелчок. Что-то на уровне подсознания диктовало Казбеку нужный вопрос и правильный ответ, но… Муратов досадливо поморщился. Чертова усталость все-таки доконала его, напустила тумана в глаза и мозги, требуя сделать перерыв и дать, наконец, отдых измученному организму. Всю дорогу до метро они ехали молча. Каждый думал о своем. Только притормозив у входа на станцию, Борис Алимов, ослабив узел галстука, повернулся к Казбеку и произнес:

— Я бы хотел, чтобы вы правильно поняли мою сестру. Ее поведение может показаться вам несколько… — он поискал подходящее слово, — неадекватным. Я врач и мог бы объяснить вам…

— Разве это необходимо, Борис Шамильевич? Ситуация понятна.

— Да-да! — глаза Алимова заблестели, — Я рад тому, что вы понимаете, — он протянул на прощание руку. — Звоните мне в клинику, на сотовый. Секретаря я предупрежу, так что в любое время…

Они попрощались, и Муратов спустился в метро. Народу было немного. Казбек сел на скамейку в ожидании поезда и закрыл глаза. «… Алимов… Борис Шамильевич… Алимов…… Шамиль… 1978 год… Дело об ограблении ювелирторга…» Муратов почувствовал порыв теплого воздуха и услышал звук приближающегося состава. Он потер виски и, перехватив папку в другую руку, шагнул в вагон… Это было одно из дел, изучением которых Казбек занимался, работая в прокуратуре. Большая часть похищенного, а именно, ограненные драгоценные камни и слитки золота, была не найдена. Всплывавшие то тут, то там, при разработке других дел камни и золотые изделия сверялись по картотеке ювелирторга, но на поверхность вышли только наименее ценные его экземпляры. Казбек не мог ошибиться, Шамиль Алиев, близкий друг директора злополучного магазина, где и произошло ограбление. Свидетель, который не мог подтвердить алиби. Убитый сторож и отсутствие следов взлома, найденные в квартире директора кое-какие пропавшие побрякушки. Казбек изначально не был согласен с планом розыскных мероприятий, выбранным тогдашним следователем. Он с юношеским пылом был готов разобраться в запутанной ситуации и найти пропавшие сокровища, но дело было закрыто, директор осужден за причастность к ограблению и убийству и сел на долгие годы в зону Ярославской области. Значит, у Шамиля были дети. Стоп! Не пропустить станцию. Казбек прислушался к голосу, объявившему название. Вслед за пожилым мужчиной в поеденной молью шляпе он вышел из вагона и направился к эскалатору. Время поджимало. Казбек хотел успеть заскочить в отделение и вернуться в общежитие, сэкономив деньги и время на метро. Он ощущал внутри себя зародившийся охотничий азарт и был несказанно рад этому. Ему, как молодому сотруднику, спихивали в большей степени малоинтересные, по его мнению, дела, требующие бумажной волокиты и не дающие Казбеку возможности проявить себя как оперативного следователя. Муратов остановился у ларька в переходе и порылся в кармане. Выудив пару сотен, купил литровую упаковку апельсинового сока, батончик салями в целлофане, пакет крекеров и, вздохнув, пачку «Золотой Явы». Зайдя в отдел, Казбек увидел дремавшего Малышева. Услышав шаги, тот встрепенулся и, протерев глаза, кивнул Муратову:

— Хорошо, что пришел. Заяву принес? — он взял бумаги и разложил перед собой, — Я тогда подшиваю, а дело кто вести будет?

— Кто, кто… — Муратов, чтобы скрыть довольное смущение, стал рыться в пакете, — я хотел спросить, ваше благородие…

— Не переживай, — Малышев потянулся, — позвонил я в «скорую», как свободная машина будет, приедут.

— Ты ребят хоть проверяешь? Живы еще?

— А что им будет? В клозет водил, не беспокойся.

— На вот, поесть принес, — Казбек протянул пакет, — мало, конечно, да у меня в кармане мышь повесилась.

— Эх, Бек, удивляюсь я тебе, — Малышев, вздохнув, отпер дверь дежурки и пропустил Казбека, — чудной ты. Одно слово — провинция.

— Зато ты, Витя, хозяин жизни. Все, бежать надо. Боюсь, пешком придется топать.

Малышев почесал живот и зазвенел ключами, отпирая предвариловку:

— Так сейчас Михалыч домой поедет. Он Колюню минут двадцать назад привез и с машиной застрял. Вон и сумка его стоит у меня. Давай проведывай крестников.

Муратов зашел в «обезьянник» и в углу увидел сбившихся в кучу подростков.

Тот, что с виду был постарше, колюче посмотрел на Казбека и сплюнул на пол, — чего надо?

Муратов молча поставил пакет и вышел.

— Нет, ты видел? Волчата, прямо! — Малышев покачал головой, — Жрите, давайте! Мне вас кормить нечем. В больнице глюкозой накормят, а там, глядишь, в заведение вас оформят, коли, дома жить не желаете.

Казбек захватил пропахшую бензином брезентовую сумку Михалыча и вышел на свежий вечерний воздух. Михалыч приветственно помахал Казбеку:

— А я, видишь, опять со своей ласточкой вожусь, — морщинистое лицо старого водилы расплылось в улыбке, — решил, на пенсию вместе уйдем.

— Так ты же, Михалыч, на пенсии уже года четыре?

— Ну, так ить… — Михалыч засмолил «Астру» и бережно протер рукавом край капота, — Чай до конца жизни никто меня держать не будет. А пока, — он подмигнул Казбеку и залез в машину, — садись, домчу с ветерком. Кидай сумку в ноги, у меня там окромя инструментов ничего ценного нет.

Муратов кое-как вместил ноги в узкое пространство под панелью старого уазика и, приоткрыв окно, закрыл глаза. Тот час же нарисовалась картинка: грязные оборванные дети с ранами и ссадинами на лицах. Они были почти ровесниками старших племянников Казбека, и его передернуло, когда он представил их на месте этих несчастных детей. Дети… Сын, дочь… Брат, сестра…

— Михалыч, — Казбек открыл глаза и подтянулся в кресле.

— Чего? — Михалыч внимательно следил за дорогой, одновременно чиркая спичкой и прикуривая папироску.

— Скажи, почему у брата и сестры бывают разные отчества?

— Смеешься или прикидываешься? — Михалыч недовольно посмотрел на Муратова, — Известно, почему. Отцы, значит, разные. Может, добрый человек усыновил, а имя ребятёнку менять не стал. Всяко в жизни бывает.

— Не обижайся, Михалыч, когда ты говоришь, и мне умные мысли в голову приходят.