Люди стали на планете окончательно лишними. Если прежде природа, несмотря ни на что, дарила и укрытие, и пропитание, то теперь, казалось, за каждым деревом, из каждого оврага и бурелома на человека смотрят жаждущие его смерти глаза.

Пришлось потратить годы, чтобы разобраться в новых законах жизни. И все же люди разобрались.

Когда первый страх отхлынул, оказалось, что «новые» муравьи никогда не отходят далеко от своих муравейников и протоптанных дорожек. И если заранее изучить их маршруты, то в паре десятков шагов хоть спать ложись — останешься в полной безопасности. Причем, не только от «новой» фауны, но и от «старой», потому что «новые» при встрече безжалостно уничтожали «старых», заставляя обходить себя по широкой дуге.

Разведанные и изученные логова тварей люди стали использовать как своеобразную защиту от любых внешних угроз, кроме разве что самих гррахов, а еще как источник ресурсов и даже лекарств. Бесстрашные пытари проводили у мест обитая чудовищ бесчисленные дни, отлавливали тварей ловушками, брали хитростью и числом. Бывало, погибали целыми отрядами, но платили за эту работу так щедро, что ряды авантюристов никогда не редели.

Испытывали добытые трофеи на преступниках, пленных грабителях, пойманных без охраны работорговцах, смертельно больных и раненых людях. Опыты были страшными. На сто умерших в муках только один выживал и, бывало, рассказывал о полезном эффекте.

Из череды удачных случайностей родилась вера в чудодейственные свойства «новой» фауны. Подкрепленная фактами, вера обратилась в знание, а потом и в подобие науки. Поселковые лекари перестали рассчитывать только на оставшиеся от прежней цивилизации лекарства и все активнее применяли новые, даром, что добыча их была опасной, а, подчас, и почти невозможной.

Так и появились ловчие. Люди, умудрившиеся, не погибнув, набраться опыта в ловле чудищ и бродящие из поселка в поселок в поисках работы. Нанимали их, как правило, торговцы, лекари, главы поселков или просто состоятельные семьи.

Свой первый заказ Босой с треском провалил. Керн поручил ему добыть с десяток желтых тритонов, поселившихся в поросшей камышами и кувшинками заводи, а он понятия не имел, как это сделать, и чем они опасны. На ловушки с мясом тритоны не реагировали. Шевеление камыша их настораживало, но желания узнать, в чем дело, не вызывало. Далеко от облюбованного берега по одиночке они не отходили, а при появлении человека улепетывали всей компанией, оставляя на земле желтые маслянистые капельки.

Босой тронул пальцем один из таких следов и взвыл от боли. Капелька обволокла кожу, начала разъедать ее, а потом мясо под ней, едва не добравшись до кости. Не помогала ни вода, ни кусочек запасенного мыла. Пришлось, ни солоно хлебавши, уходить от поселка подальше и с тех пор там не появляться, избегая насмешек, а то и обидных колотушек.

Потом Босой узнал, что еще легко отделался. Если атаки на логовище тритоны сочли бы излишне навязчивыми, один из них дался бы в руки, и вот тогда охотника ждала бы верная смерть.

* * *

Здоровье — 35%

Когда последний лейтенант третьего уровня подземелья, пронзительно пискнув, затих, полоска жизни ловчего опустилась ниже тридцати пяти процентов. В реальности это выражалась в прокушенной в трех местах ноге, распущенной на полосы куртке, истерзанных когтями руках и рваной ране на щеке, оставленной особенно крупным и не в меру активным прапором.

Раны болели и кровоточили, порванную одежду было жалко, и все же охоту можно считать удачной. Копье не сломалось. Не пришлось использовать ни одного припасенного загодя бодрящего или заживляющего зелья. И даже пропитанных ими полосок ткани, которые ловчий использовал для перевязки ран, он истратил всего три — на ногу, на ладонь и шею. Бывали ранения и хуже.

Но все, что не убивало носителя интерфейса обязательно делало его сильнее. Хоть самому себе делай плохо, чтобы повысить устойчивость к боли, ядам, ударам и даже порезам.

Радовали и трофеи. Усиление охраны подземелья принесло не только новые сложности, но и дополнительные хвосты. Только прапорских набралось больше десятка, четыре лейтенантских, а мелкие хвостики рядовых крыс Босой давно рассовывал по карманам без счета. Только из добытых лапок удастся сварить не меньше пяти порций бодрящих зелий, и уж их-то ловчий продавать не собирался. Такое только для себя.

Случилось и непредвиденное, но приятое происшествие. Расширяя нору между первым и вторым уровнем, он наткнулся среди мусора на целый ворох тонких блестящих металлических полосок, почти не отмеченных ржавчиной. Пойдут на ножи или скрытую под одеждой защиту. Металл пока еще не был в селениях дефицитом, но с обработкой его возникали проблемы. А потому готовые к использованию полоски — хороший товар, пусть и заплатят за него не много. Можно было уходить, радуясь за отлично проведенный набег.

Босой глотнул из фляжки отвара из крысиных лап, с наслаждением ощущая, как по телу разливаются волны бодрости. Шкала здоровья с места не сдвинулась, но ощущение эйфории было таким, словно она очень близка к ста процентам. Очень опасное ощущение. Босой однажды едва не погиб, находясь под действием отвара. Просто забыл, что здоровья осталось чуть больше десятой части. Только случайность спасла его тогда от смерти.

И все же заглянуть на четвертый уровень подземелья хотелось очень. Если следовать логике усиления защитников, то он сейчас соответствует шестому уровню полугодовой давности, а Босой никогда не был даже на пятом. Плох тот ловчий, что не позволяет себе заглянуть за грань уже достигнутого. Прапоров он видел и убивал, лейтенантов тоже. Неспокойная душа жаждала нового. Вдруг там, внизу, обнаружится враг не такой уж и опасный, как представляется в мыслях? Вдруг найдется у него еще неизвестный лекарям орган или хотя бы особенно длинный хвост?

С трудом успокаивая колотящееся сердце, Босой нырнул в лаз, подтаскивая за собой копье. В этот раз полз головой вперед, продвигаясь осторожно и как можно тише, чтобы только выглянуть — и сразу назад.

Лаз выходил на приподнятую над полом площадку с пологим спуском вниз. Ловчий аккуратно выбрался на нее и приподнял фонарь над головой. Длинный широкий зал казался бесконечным, свет выхватывал только ближний его кусок, но и этого хватило, чтобы рассмотреть боевые порядки защитников уровня.

От бессмысленной суеты не осталось и следа. Каждый лейтенант охранял точно ограниченный участок уровня, управляя шестью прапорщиками. Прапорщики сновали туда-сюда, приподнимали мордочки, принюхиваясь и прислушиваясь к окружавшему их мраку. Рядовые, по трое на прапорщика, суетились без какой-либо, казалось, системы, наводняя зал мельтешением спин, писком и едва слышным шарканьем сотен когтистых лапок, и все же они