— Пустите, братцы! Подумают, что упираюсь я… Не хочу того, пусть видят, что сам иду. Правое ведь мое дело, братцы!!

— Замолчь! — властно шикнул один, но все же ослабил пальцы. Иван гордо выпрямился и ускорил шаг.

Князь вершил суд на широком дворе. Под навесом располагались десятка три русичей, по всей видимости, приближенные Михаила. Отдельно сидели татары. Ивана поставили в центр на утоптанную и чисто подметенную землю.

Он повел глазами вправо-влево. Все славянские лица были как одно: сочувствующие и немного жалеющие. Лишь один в алом плаще округленно-испуганно таращил глаза, словно увидел пред собой идолище заморское.

Начался допрос. Иван назвал себя, откуда родом, вид промысла. Наконец дошли до главного.

— Как посмел ты, сын пахаря, поднять руку на слуг великого хана Тохты? Ты понимаешь ли, что вчера сотворил? На что надеялся, убивая ни в чем не виновных гостей наших?

Михаила можно было понять: его неискренний пафос во многом был связан с тем, что рядом сидел Менгу-хан, равнодушно взирая на происходящее. Не будь этого татарина, возможно, звучали б несколько иные слова. Иван побледнел, но не опустил головы. С уст слетело то, что было задумано еще ночью.

— Прежде чем я отвечу, попроси ханского посла, чтобы он поставил рядом со мной его слуг Амылея, Тудана и Камиля, трех братьев, чья вина в произошедшем более моей.

Менгу-хан встрепенулся. Веки медленно поползли вверх, открывая полусонные зрачки. Глянул на возмущенно залопотавших татар, наклонился к Михаилу:

— Когда все закончится, отдашь его мне. Я посмотрю, будет ли он столь же дерзок, когда к нему в юрту войдет мой любимый барс.

— Хорошо. А что сделаешь ты, уважаемый Менгу, если вдруг выяснится, что твои гости нарушили слова великого хана о мире между всеми его подданными? Если они вдруг действительно пролили кровь первыми?

В голосе князя прозвучало нечто такое, что заставило Менгу настороженно прищуриться. Он успел достаточно хорошо изучить характер первого русича.

— Ты что-то знаешь?

— Нет. Но надеюсь, что сейчас узнаем вместе. И пусть твой барс наложит лапу на истинно виновного!

Посол ничего не ответил. Потом вдруг резко повернулся и грозно глянул на стоявшего с обнаженной саблей Камиля, которого удерживали за плечи нукеры Менгу. Грозный гортанный оклик, и самый младший из братьев-татар вздрогнул, словно огретый плеткой пес, хищно растянул губы, но вложил булат в ножны.

— В чем ты их обвиняешь, смерд? — переводя вопрос хана, выкрикнул толмач.

— В убийстве моего брата Андрея!

Новый взрыв негодования. Но опять все быстро стихло, когда Михаил поднял руку:

— Расскажи, как это случилось? И почему ты называешь именно эти имена?

Десятиминутное повествование подсудимого выслушали в полной тишине. Голос Ивана чередовался с голосом толмача. Услышав про стрелу с алым оперением, Амылей вскочил на ноги, бешено глянул в сторону Михаила и его окружения и перебил Ивана:

— Это все бредни лесного дикаря! Если даже у него дома действительно лежат обломки стрелы, моей или кого-то из моих братьев, это ни о чем не говорит! Мы живем здесь уже два месяца, охотимся часто, не все стрелы подбираем. Ею мог завладеть любой русич и свести свои счеты, прикрывшись нашими именами. Видит Аллах, это грязная ложь!

— Верно! — неожиданно поддержал татарина сокольничий князя Романец. — Эти речи на руку врагам Руси, врагам того мира, который царит между Ордою и великим князем!! Он сам убил невинных и поэтому заслуживает лишь смерти! Казни его, князь!

Иван вперил жаркий взор в старшего из братьев, словно желая навеки отложить его образ в своей памяти. Затем столь же пристально посмотрел на второго, на третьего…

Михаил Тверской искоса глянул на своего приближенного, потом вновь обратился к смерду:

— Это твой единственный довод против наших гостей? Иных свидетелей смерти брата не было?

— Есть! — словно меч резануло слух всех присутствующих.

Иван пал на колени и протянул руки к Михаилу и Менгу:

— О, великий посол, о, великий князь! Прикажите тотчас же послать верных вам людей, чтобы они проверили весь полон этих троих, не давая им возможности никуда отлучиться и ни с кем не перебаять. Убив брата, они украли его жену Любаню. Мне ведомо, что она жива и в неволе. Отец Любани Протасий пытался найти и освободить дочь, но был смертельно ранен и скончался на руках твоего дружинника, княже! И он успел поведать, что женщина до сих пор жива. А это значит, что она либо наложница одного из троих, либо раба. Прикажите, и вы получите живого свидетеля того, что случилось позавчера вечером. И пусть меня тотчас коснется меч палача, если я солгал, княже!! Решайте же!!

Так горяча была эта короткая речь, так страстен был вид юноши, что, когда он замолчал, несколько мгновений над княжеским двором висела мертвая тишина. Менгу пристально оглядел братьев. Взор его не предвещал ничего хорошего. Амылей вскочил и, коверкая русскую речь, выкрикнул:

— Этот молокосос лжет и лжет, а вы все развесили уши! Он говорит, что один топором зарубил матерого медведя?! Да кто ему поверит, кто? Он бы давно гнил на том поле, про которое так складно врал. Выведите ему медведя, дайте секиру, и пусть докажет, что он действительно мужчина!!

Раздался громкий говор, но звонкий голос юноши вновь заставил зрителей на время замолкнуть:

— Ты хочешь Божьего суда, татарин? Так выйди сам и посмотри, кто перед тобой! Только биться будем до конца и насмерть!

Амылей явно опешил. Татары вскочили со своих мест, закричали, замахали руками. Особенно бесновался Камиль:

— Хан Менгу! Разреши мне выйти и обнажить свою саблю?! Иначе потом эти русские собаки долго еще будут хвастать, что мусульманин испугался их жалкого Исы!!

Менгу чуть помедлил и согласно кивнул. Татары радостно взвыли, русичи замолкли.

— Ты разрешаешь этот поединок, хан? — словно не веря, переспросил Михаил. — А как же суд? Ты не хочешь проверить его слова?

— Потом, все потом, — словно от надоедливой мухи отмахнулся Менгу, уже явно загоревшись предложенным зрелищем. — Он хотел боя — он его получит! Места здесь вполне хватит. Прикажи дать ему меч, и пусть начинают! Это будет веселая забава!

Князь хотел было возразить, что это будет неравный поединок. Против лапотного смерда выйдет хотя и молодой, но уже искушенный воин, познавший горячий хмель рати и с детства державший саблю в руках. Но передумал: Менгу разгорячился, а Михаил также успел прекрасно понять характер ханского надзирателя над русским улусом Орды.

— Дайте ему шлем, саблю и щит, — приказал великий князь. И слегка наклонившись в сторону сидящего рядом Андрея Кобылы, добавил: — А ты распорядись, чтоб те молодцы, что вчера его доставили, были наготове. Верные вои! Чем бы все здесь ни кончится, полон свой они мне все равно покажут!