Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав эти слова, Иван встрепенулся:
— А сами стрелы нойонам кто делал?
— Я ж и делал. Наука нехитрая, было б дерево хорошее, прямослойное.
— Для охоты тоже?
— И для охоты. На птицу покороче, чтоб бой послабже был, чтоб не навылет стрела шла. На сайгу аль вепря обычные, длинные. Только перо им охрой подкрашивал, чтоб отличить можно было.
— Отличить?..
Старик насмешливо глянул на молодого собеседника.
— Ну да! Они когда кучей в степь али на болота выезжают, хвастают друг перед другом, кто складней выстрелил. А как узнать, где чья стрела? Вот и метят каждый по-своему. Эти — красным. Тебе что ж, в невидаль это?
Иван не ответил.
Из толпы окликнули:
— Славко! Дед Славко!! Иди сюда, коваля ищут.
Старик поднялся, но Иван его удержал за ветхий рукав:
— Еще один вопрос, отец…
— Погодь, сейчас вернусь. Негоже княжьего человека ждать заставлять.
Он действительно беседовал недолго, то и дело согласно кивая. Уже через пять минут вновь присел рядом с Иваном. Достал из кармана портов краюху хлеба, надкусил, сладко зажмурился:
— Отвык уж от хлебца-то досыта. Спаси Господь, не дал в трату окаянным. Чего узнать хотел-то?
— У кого из троих Амылеевых стрелы красные были?
— А бог его знает. У всех, поди. Иных-то не заказывали…
Иван набрал полную грудь воздуха и, словно бросаясь в ледяную воду, задал последний вопрос. Самый для него главный… и самый страшный.
— Скажи, дед Славко! А не было ль средь вас молодой полонянки? Недавно захватили, с месяц назад. Ладная, невысокая, волосы русые.
— Любанька, что ль? Была, как же не быть. Похоже, люто с ней нехристи поиграли, руки хотела на себя наложить. Потом ничего, обвыклась. Ее на работу не гоняли, вечерами лишь забирали. А потом вообще в сарай перестали водить, в тереме жить оставили. Видать, кому-то из нойонов ихних приглянулась дюже.
— Когда рубить начали, она не с вами была?
— Не знаю точно, милок, я у горна тогда в другом месте был. Не видел, как все там содеялось. Услышал крики дикие, понял, что замятня деется, и успел через забор перескочить. Но думаю, что не было, я ж говорил, что забрали ее от нас навовсе.
И с явной горечью глянув на молодого парня, добавил:
— Дак ты сходи, погляди сам. Поди, земле-то еще не предали. Кем она тебе приходилась?
— Жена братова. Его убили. А ее…
Славко сочувственно положил руку на плечо Ивана. Тихо вымолвил:
— Крепись, сынок! Время такое… лихое. А ты молись, может, еще и отыщется вживе. Пошел я, опять зовут. Княжим бронникам предложили помогать. Не хочу я на Нижний вертаться…
Убитые лежали длинной печальной шеренгой, уставив солнцу искаженные предсмертными муками лица. Дружинников Кобылы уже увезли, остались лишь влачившие жалкую участь пленников. Иван медленно пошел вдоль страшного ряда.
Мужчина, женщина, женщина. Его ровесник, почти располовиненный страшным мастерским ударом. Опять мужик с приложенной рядом рукой. Видимо, поднес ее к глазам, увидев блеск падающей стали. Но крепок был замах…
Он шел дальше и дальше, смотря под ноги и боясь окинуть взглядом сразу всех покойников. И так дошел до конца. Не веря самому себе, чуть ли не бегом вернулся обратно, вновь просматривая убиенных. Бросился к стоявшим поодаль дружинникам:
— А где еще?
Все трое с неприязнью глянули на смерда.
— Тебе что, этих мало? Уйди с глаз долой!
Иван понял свою оплошность. Извинившись, пояснил:
— Соседка моя тут должна была быть. То есть она в полоне была наверняка. Среди живых не нашел, среди мертвых тоже нет. Где ж тогда?
Ратники уже иначе глянули на парня.
— Коли так, прости и ты за грубое слово. Боле никого в сарае и подле не нашли мы. Я сразу с парнями прискакал, как князю о содеянном повестили. Только эти были да десяток воев Кобыловых.
Иван не смог удержать предательски навернувшуюся на глаз слезу. Неожиданно встрял самый молодой из дружинников:
— Чего ревешь, дурак! Может, жива еще. Может, кто из татар ее с собой на коня забросил. Сам говоришь, что молодуха, может, кого из старшины ихней так раззадорила, что и бросать не схотел?! Охочи они, сволочи, на девок наших! Поговори с теми, кто зрел, как татарва удирала!
Словно неведомая сила влилась в Ивана, заставив разогнуться, порозоветь. Благодарно глянув ровеснику в глаза, он опрометью кинулся за ворота.
Вскоре после дотошных расспросов он уже точно знал, что рядом с одним из знатных татар, спешно покидавших пригород, сидела славянка со связанными руками. Русоволосая, молодая. Судя по описаниям, татарином скорее всего был Амылей. Хотя для неискушенного русского ока все степняки выглядели на одно лицо. Тем более что речь шла о трех братьях.
Странно, но после ужасной картины безмолвной смерти такой итог уже не казался Ивану печальным. Любаня жива, и это самое главное! И раз кто-то из Амылеевых не бросил ее, прихватил наравне с самым дорогим и ценным, то до Орды ее довезут береженую. А степь все же не небеса, и из Орды не раз возвращались домой русичи! Теперь ее можно было попытаться выкупить, выменять, выкрасть. Посмотрим, как будут удерживать Любаню, если в руках Ивана окажется Камиль или Тудан?! Господь же уже показал, что он всегда помогает правому!
Теперь предложение великого князя было более чем кстати. Ратник не смерд, он и мир видит пошире, и возможностей для задуманного побольше. Да и боярин Василий с Ярославом с первого взгляда полюбу пришлись. Главное теперь — обучиться ратному делу получше, чтоб при новой встрече с ненавистной троицей не скакать испуганно в сторону, не уповать на щит и чудо, а уверенно рубить самому. Рубить так, чтоб расползались железные кольца кольчуги, чтоб булат достал до плоти, чтоб неистово визжал супротивник, царапая в предсмертной муке землю и проклиная тот миг, когда он направил коня на русскую землю!..
…Отец встретил известие сына удивительно спокойно. Все прояснил ответ:
— Я уж не чаял живого тебя увидеть. Шутка ли, на кого замахнулся! Служи, сынок, дело хорошее. Только дом свой не забывай да род продолжи непременно. А что до меня… за властью не гонюсь. Коли решит так боярин — не откажусь. Свой — не наезжий, мужиков в обиду не дам. Но и боярский интерес соблюду!
Иван вернулся в Тверь в оговоренный срок. Увидев у него на поясе саблю, отнятую у плененного татарина и до поры до времени схороненную под приметным выворотнем, Ярослав приятно удивился:
— Да ты и впрямь не промах! Откуда такое в вашей глуши? Отец с рати привез?
— Сам добыл.
— Дай-ка сюда!
Дружинник обнажил клинок, подошел к росшей во дворе раскидистой вековой ели и со всего плеча рубанул по одной из нижних ветвей. После чего внимательно изучил лезвие.