Пижон! И говорит всегда, словно пишет, и ведет себя, как позирует. Костюм – ни морщинки, узел галстука – ровно по центру, к штиблетам как будто грязь не пристает никогда.

И что в нем такого, кроме денег? Роста среднего, присмотреться – так ниже среднего, при ходьбе кособочит, переваливаясь по-утиному. Волосы – соль с перцем, лицо скуластое, без выражения, да еще в каких-то пакостных пятнах и рябинах. Словно у деревянного идола, которого взялись было шлифовать, да бросили на половине, оставив сучки и зазубрины. Вот разве что глянет своими сверлящими буркалами – словно душу из тебя вынимает…

Обедает он! Тоже понты, обедать диетическим творожком в этом сверхдорогом ресторане наверху небоскреба, где простое яйцо продают по цене Фаберже.

Бабай подумал это и тут же заторопился ответить, словно Север мог прочесть его мысли. Или правда мог? Кто знает… Иногда Север, опережая невысказанное, отвечал так, словно уже услышал вопрос. И в животе всякий раз нехорошо сжималось.

– Так вот, босс, по делу… Значит, Скворцов Николай Николаевич, учитель истории, нигде не замечен, ни в чем не замешан, со всех сторон такой положительный, что поневоле заподозришь в педофилии. Шучу, босс…

Закраевский не отреагировал, и Бабаю пришлось неловко улыбаться в одну… в одно лицо. Ладно, нас, кабанов, помоями не испугаешь, подумал он. Рядом с олигархом все время чувствуешь себя дураком, се ля ви.

– Вот вышел учитель на пенсию раньше срока, оформил инвалидность как сердечник. Первое время все больше дома сидел, книгу писал. Ну и, конечно, крутил со своими шизиками-эзотериками… А два года назад вдруг продал квартиру в Москве и купил дом в Скальске – совсем, похоже, рехнулся от своей эзотерики. Прикинь, шеф, это из Москвы-то ехать в чертову жопу…

Север чуть заметно поморщился. Бабай понял правильно: рассуждения босса не интересуют, повторение известных фактов – тем более. Торопливо продолжил:

– Переехал, значит. Как ты, шеф, еще тогда приказал, в Скальске мы его продолжали держать под наблюдением. Аккуратно, чтоб не почувствовал, ты сам приказал. Ну и переаккуратничали маленько. Рукопись Скворцов куда-то заныкал. А как взялись спрашивать… – Бабай прищелкнул языком и усмехнулся.

– Зря смеешься, – жестко сказал олигарх. – В том, что случилось, Антон, твоя вина.

– Ну, шеф, тут правда… Как-то так получилось… – немедленно начал оправдываться Бабай. – Ну кто ж знал, что у него сердце, в натуре, такое слабое? Пенсионеры эти, они же без конца жалуются, а сами, как лоси, копытят по распродажам… Зуб даю, босс, мы с Лехой Федоровым учителя даже по морде ни разу не приложили, только втолкнули в комнату, не на улице же с ним калякать. А у него – сердце. Взял старый и прямо на глазах дубаря врезал. Как назло, гад!

Он скорчил рожу. Мол, повинную голову и меч не сечет, не со зла, начальник, от избытка старания токма…

Олигарх помолчал, без выражения глядя куда-то в сторону. Бабай шумно сглотнул. Хотелось откашляться, но он не решился, стерпел. Эти паузы, когда Север так молчит – хуже нет.

– Ладно, что сделано, не переделаешь, – сказал наконец Закраевский.

Бабай почувствовал, внутри отлегло немного. Закивал с охотой – верно, не переделаешь, с покойника взятки гладки. Как сказал бог Универсам: «Мертвые скидок не имут!»

– Дом обыскали?

– А то! Не сразу, правда, там местный участковый Шестипальцев поблизости замаячил, пришлось линять огородами. – Бабай хмыкнул, вспомнив, как они с Лехой продирались через крапиву и гнилые заборы. – Потом обыскали два раза, вытряхнули как наволочку. Первый раз ребята старались, второй… ну тут уж я сам шарил, тряхнул стариной. Ничего, в общем, не нашли мы никакой рукописи. Ни следа, шеф! Ни черновиков, ни набросков – ничего. Компьютер его мы тоже не нашли. Хотя был компьютер, это я точно знаю, небольшой такой ноутбук в коричневом чемоданчике.

– Внимание не привлек, надеюсь? Без криминала на этот раз?

– Обижаешь, шеф! Криминал, скажешь тоже… Вот у них водкой в магазине местном торгуют, «Березонька» называется – вот где криминал-то. До сих пор как вспомню – так вздрогну, такая паленка голимая – спаси-сохрани! Я б за такую отраву сразу давал расстрел без права переписки, точно говорю. А ведь пьют, сволочи, и не давятся. Крепок народ наш, ох крепок… – Бабай ухмыльнулся. – Можно вопрос, шеф? А зачем…

– Нельзя! – отрезал Север.

Звякнул чашкой, ставя ее на блюдце, и резко повернулся к нему.

Бабай от неожиданности поперхнулся, по-мышиному вильнул глазами. Всего-то хотел спросить, зачем всесильному Закраевскому, который в администрации президента двери пинком открывает, книга какого-то пенсионера-учителишки? Если уж Закраевскому нужны книги, купил бы себе библиотеку. Хоть Ленинку бы купил, денег хватит небось.

Законное любопытство, между прочим, мысленно подбодрил Бабай сам себя. Солдат, по Суворову, должен знать свой маневр. Третий год он слышит про эту книгу Скворцова, а о чем она – до сих пор не знает. Ведь могли же, нашли бы возможность хоть частями скопировать – нет, шеф не велел. Сказал – близко не подходить. Мол, учитель сразу почует, что текстом интересовались. Нашел тоже Кашпировского на покое…

«Вот и ищи теперь черную кошку кромешной ночью в темной собачьей будке!» – зло подумал Бабай, для облегченья души добавив матом.

– Солдат, Антон, должен знать, сколько ему положено, – насмешливо бросил Закраевский. – Иначе он перестанет быть солдатом и захочет стать генералом. А переизбыток генералов – так же плохо для армии, как недостаток солдат.

Бабай вздрогнул. Опять дьявольщина какая-то. Аж серой припахивает! Нет, не думать об этом…

– Думать, Антон, всегда надо, – прозвучало еще насмешливее. – Вот думать много – это действительно вредно. Я плачу тебе не за мысли, а за со-образительность. Понимаешь разницу?

– Понимаю, шеф… – Бабай далеко не все понимал, точнее мало что, но уточнять не решился.

– Ну, говори, говори, – поторопил Закраевский. – Я же вижу, у тебя еще что-то есть.

– Дык есть, возникла тут одна загогулина… Словом, объявился наследник у нашего покойника.

– Наследник?

Бабаю показалось, что олигарх вздрогнул. Нет, показалось, конечно… Это нешлифованное лицо деревянного идола просто не способно на обычную мимику.

– Наследник, шеф, – повторил он. – Оказывается, незадолго до смерти Скворцов был у нотариуса и составил завещание. Дом и счет в банке завещан некоему Альберту Петровичу Обрезкову.

– Кто такой? – Север брезгливо шевельнул губами, оттолкнул от себя розетку с творогом, достал из золотого портсигара короткую толстую сигару, прикурил от золотой зажигалки. Любит золото, знал Бабай. И сигарный табак крепости рака легких.

Курение в ресторане, конечно, запрещено, но кто и что может запретить Северу? То-то официант безропотно устремился через весь зал с пепельницей, которых здесь якобы в помине нет.