С ними боролись с помощью многочисленных дамб.

К Северу от великой реки Янцзы был прорыт 150-километровый Великий канал, связавший ее с рекой Хуайхэ. Он значительно улучшил сообщение в этом регионе страны.

Стоит сказать, что это был первый, самый ранний участок Великого канала. В середине I –го тысячелетия н.э. общая длина Великого канала достигла 1794 км. Он связал в одну речную систему бассейны пяти рек - Хайхэ, Хуанхэ, Янцзы и Цяньтанцзян, и проходил через четыре крупные провинции Китая. Многие участки Великого канала судоходны и по сей день.

Император перевёл взгляд на север.

Здесь, на просторах бескрайних степей, обитали злейшие враги китайцев – многочисленные кочевые племена хунну. Именно их нашествиям призвано было противостоять колоссальное, возводимое на протяжении нескольких веков, сооружение, названное потомками Великой китайской Стеной. Практически завершённая к настоящему моменту времени десятиметровая стена представляла собой уникальный комплекс защитных сооружений, способный прослужить много столетий.

Глядя на вырезанные из яшмы крепостные стены и башни У-ди испытал чувство гордости. Это его народ, претерпев неслыханные трудности и страдания, создал этот грозный оборонительный вал – фактический символ императорского Китая.

С юга страну ограничивали непроходимые джунгли и уходящие в небо заснеженные горы. Кристаллы горного хрусталя опирались здесь на пластины из малахита.

На Западе жёлтым пятном светилась страшная пустыня Такла-Макан. Там, за раскаленной зыбью песков, вставали великие горы. Где-то, за ними жили Большие Юэчжи{18}. Но, во-первых, это было далеко, а во- вторых, Юэчжи и сами враждовали с Хунну. Следовательно, с ними всегда можно было договориться. Больше под лучами могущественного Владыки – Солнца не жил, кажется, никто.

Коричневое тибетское нагорье напомнило ему о только что закончившейся войне. Ценой огромных потерь кочевые тибетские племена удалось отогнать к озеру Кукунор.

Его могущественная Империя родилась из крови и хаоса разрозненных, воюющих княжеств. Основателем Империи стал его прадед Лю Бан, сумевший распространить свою власть на всю территорию Китая.

Те страшные времена описал историк Сымы Цянь в своей знаменитой «Истории Старшей династии Хань»:

«…люди ели человеческое мясо. Больше половины населения вымерло…. Когда династия Хань пришла к власти, ей в наследство досталось сплошное разрушение. Взрослые мужчины находились в войсках. Провиант для армии перевозили старики и дети. Заниматься какой-либо деятельностью было чрезвычайно трудно. Богатства истощились. Даже для выезда Сына Неба нельзя было найти четверых лошадей одинаковой масти. Военачальники и высокие сановники, подобно простолюдинам, ездили в повозках, запряженных быками. Простой народ не имел ничего».

Еще раз окинув взглядом карту-макет, У-ди испытал чувство удовлетворения. Тяжёлые войны, которые он вёл в последнее десятилетие, значительно укрепили положение страны. На севере стояла почти двухсоттысячная армия, готовая отразить любое нападение кочевников.

Отборные войска отрезали южных кочевников от северных. Чаосянь и несколько мятежных княжеств мало беспокоили У-ди. Покорение их было лишь вопросом времени.

Итак, вселенский порядок по У-ди начинал приобретать вполне зримые черты: Поднебесная империя в центре мироздания и покорные, полудикие племена на её границах.

Мощная когорта учёных и философов обеспечит абсолютное превосходство над примитивным уровнем сознания кочевников. Художники и поэты, следуя «небесному образцу», создадут неразделимое единство искусства и быта. Отлаженная машина мудрого чиновничества поведёт страну путём Дао. Степняки будут поставлять государству десятки тысяч рабов.

У-ди счастливо сочетал в себе таланты государственного деятеля с качествами философа-мечтателя. Последнему он давал волю, если видел, что «в смешении вещей проступает внутреннее совершенство»{19}. Контуры такого совершенства он и усмотрел сегодня на карте своей страны.

Настроение У-ди заметно улучшилось. Вторая половина дня не содержала особо важных дел, и он решил, что встреча с юностью вольёт в него свежие силы. Вызвав дежурного офицера, он велел ему пригласить Ли и Фэя к вечернему чаепитию.

Подобные приказы нередко приводили в нервозное состояние офицеров дворцовой стражи. Дело в том, что разыскать подвижных, как ртутные капли юношей, не всегда представлялось возможным, а доложить императору, что его приказ не выполнен, мало кто осмеливался. На сей счёт, оба друга уже имели не одно строгое предупреждение, но со свойственным молодости легкомыслием, как правило, забывали предупредить дежурного офицера о своём местонахождении.

На сей раз, всё обошлось, и к назначенному часу юноши уже входили в императорские покои.

- Десять тысяч лет здравствовать тебе, наш государь! – Приветствовали юноши своего императора

После исполнения обязательного ритуала дани уважения сыну Неба Ли и Фэй, подчиняясь знаку, поданному Императором, скромно присели на краешек шерстяной подстилки, в центре которой стояли блюда с различными яствами. Груши, сливы, финики, мёд были разложены на великолепных столовых блюдах из дерева, покрытых лаком – снаружи чёрным, внутри – красным. Отдельно для молодых гостей У-ди велел поставить блюда с сушёным боком собаки и свиными рёбрышками. Сам император от употребления мяса воздерживался.

Безмолвный слуга-евнух залил кипятком измельчённый чай в глиняных чашках на лакированных подставках. В воздухе распространился тонкий аромат этого недавно вошедшего в моду напитка.

Фэй, с утра ничего не евший, невольно сглотнул слюну.

У-ди, от которого не укрылся голодный блеск в глазах юношей, сделал приглашающий жест рукой, и некоторое время молча и с удовольствием наблюдал, как крепкие, белые зубы его гостей уничтожают приготовленную для них еду.

По сути дела Император был не только хорошим дипломатом, но и

прекрасным педагогом. Понимая, что будущее всех его начинаний зависит от тех, кто ещё не надел шапку совершеннолетия{20}, он внимательно присматривался к сыновьям своих ближайших вассалов, и, если подросток казался достойным будущих Великих преобразований, то ему уделялось особое внимание. У-ди лично следил за воспитанием ребёнка, интересовался его успехами, поощрял, рекомендовал наказания и всячески создавал у него свой особенный образ – мудрого отца и повелителя. Надо сказать, что при этом интуиция никогда не подводила Императора.

В своё время он подметил восторженный блеск в глазах юного Ли при виде всемогущего сына Неба, и был покорён достоинством и гордым видом маленького Фэя, которого сняли с крыши одного из многочисленных императорских дворцов. Туда он забрался, чтобы доказать своё бесстрашие ватаге таких же босоногих сорванцов, как и он сам. Законы того времени были беспощадны к их нарушителю, и этот, в буквальном смысле, безумный поступок мог стоит жизни не только Фэю, но и всем его родственникам. У-ди, однако, рассудил иначе, и сделал маленького храбреца своим воспитанником.