И только в одном Юань был уверен твердо: внутренний голос говорил ему, что в том забытом и бесконечно далёком мире не было зла.

Под утро, когда он уже спал, в комнату неслышными шагами вошёл Наставник, постоял некоторое время, глядя на заплаканное лицо мальчика, заботливо поправил сбившееся одеяло, и так же неслышно удалился.

В детстве неприятности легко забываются, и Юань быстро вернулся к привычному образу жизни. Последующие семь лет были заполнены совершенствованием духа, знаний и напряжёнными физическими упражнениями.

В монастыре не было человека, который смог бы противостоять Юаню в поединке. Семнадцатилетним юношей он одолел в короткой схватке самого опытного бойца – тридцатидвухлетнего Цая. И остальные монахи трижды приветствовали его гортанными криками.

Слава лучшего бойца монастыря не давала никаких преимуществ, и Юань вместе со всеми занимался садом, огородом и прочим обширным хозяйством Горного Братства.

Как-то, на исходе дня, Наставник пригласил юношу в зал для состязаний. На стенах горели факелы, и в зале кроме них не было никого.

- Сейчас я покажу тебе то, чего ты ещё никогда не видел. - Указывая Юаню на центр зала, спокойно произнес Наставник.

Юань принял боевую стойку и приготовился к схватке. Он давно уже трезво оценивал возможности своего немолодого учителя и понимал, что при всём своём опыте тот не может противостоять быстроте и силе молодости.

Однако, после первого же обмена ударами с ним стало происходить нечто странное. Появилась непривычная слабость в руках и ногах, замедлилась реакция и быстрота движений, в то время, как мощь ударов Наставника явственно увеличилась.

В какое-то мгновение Ван-чэн отступил назад и сделал резкое движение рукой в сторону Юаня. Ощущения были такие, как если бы в грудь юноши ударили тяжёлым, многопудовым камнем. Отброшенный назад он упал, задыхаясь, почти уверенный в том, что у него сломаны рёбра.

- Я надеюсь, ты не очень ударился. - С улыбкой сказал Настоятель. Юноша поднялся на ноги, инстинктивно ощупывая свою грудь. Кажется, всё было в порядке. Он готов был поклясться в том, что удар, опрокинувший его на пол, был нанесён в воздух…

- Вот этому я и постараюсь тебя научить. Правда, всё будет зависеть от тебя самого.

Уходя из зала, Юань замедлил шаг и обернулся. Настоятель знаком показал ему, что можно говорить.

- Скажите, Настоятель…брат Цай владеет этим искусством?

- В совершенстве. - Ответил Ван-чэн и, поймав ещё один немой вопрос в глазах послушника, добавил: - Он имел право состязаться с тобой только в том, что ты умеешь.

Всё произошедшее в зале послужило Юаню хорошим уроком. А он-то думал, что стал сильнейшим бойцом монастыря. Вот уж, правду говорил старик Бао: выучился, да не знаешь скромности – значит, искусство невысоко…

Между тем, молодой послушник не мог не предвидеть больших перемен в своей жизни. Главное испытание, которому подвергались все воспитанники этого закрытого братства, было испытание жизнью. Время от времени то один, то другой воспитанник, достигший восемнадцатилетнего возраста, покидал пределы монастыря. Они не имели права вернуться ранее, чем через пять лет. На памяти Юаня было всего лишь два таких возвращения. Остальные то ли погибли, то ли предпочли мирские хлопоты размеренной жизни монастыря. Настал день, когда и Юань, выйдя за монастырские ворота, сделал несколько шагов по дороге и оглянулся. На стенах стояли все его братья. Среди них золотой накидкой выделялся Наставник.

За пазухой у юноши лежали несколько мелких монет, и маленький лоскут синей вышитой материи, отрезанный от его детской одежды. Остальное осталось у Настоятеля.

Монахи стояли молча до тех пор, пока маленькая фигурка уходящего человека не скрылась в извивах горной дороги, затем стали медленно расходиться.

Путник, случайно оказавшийся в этот день в небольшой изумрудной долине неподалеку от Чаньани, мог бы стать свидетелем состязания, которое устроили двое богато одетых молодых всадника.

На крепких, низкорослых коньках они носились друг за другом вдоль и поперёк всей долины, яростно стараясь выбить друг друга из седла. Наконец, одному из них удалось вырваться вперед и он, обернувшись и сверкая белозубой улыбкой, кричал что-то насмешливое своему преследователю.

Торжество его, однако, оказалось преждевременным, так как второй всадник отцепил притороченную к поясу, сложенную кольцами верёвку и бросил её в сторону убегающего.

Крепкая волосяная нить обвилась наискосок вокруг туловища преследуемого и он, выбитый из седла на полном скаку, кубарем полетел в траву. Его конь, замедляя бег, кругом вернулся к хозяину.

Спрыгнув с коня, преследователь выхватил меч, и приставил его к груди упавшего:

- Сдавайся! И я сохраню тебе жизнь!

С криком «Как бы не так!» его противник змеиным движением вывернулся из-под меча и молниеносным ударом ноги сбил нападающего на землю. В следующее мгновение оба покатились по траве, стараясь завладеть упавшим на землю мечом.В пылу борьбы они не заметили, как неподалеку появился ещё один всадник. Увидав двух, одиноко стоящих лошадей, всадник направился к ним. Подъехав поближе, он некоторое время с явным удовольствием разглядывал дерущихся юношей, затем усмехнулся и покачал головой:

- Если бы я не был бесконечно предан Императору, я бы не стал гоняться по всей степи за его неразумными слугами.

Оба противника почти одновременно разжали руки и вскочили на ноги.

Ян-ши! - Удивленно воскликнул один из них. -

- Я думаю, Ли, тебе стоит перестать избивать господина Фэя и послушать то, что скажу тебе я.

- Избивать! Он разодрал мне кафтан, чуть не сломал ребро и почти вывихнул ногу.

- Ну, вот, видишь, какой он добрый этот господин Фэй. «Чуть не сломал» и «почти» не вывихнул…. Помнится, когда он отлупил троих сыновей господина Ни-цзы, там обошлось без «почти» и «чуть-чуть». Бедных парней отливали холодной водой. Император тогда сильно рассердился на тебя, Фэй.

Тот, кого звали Фэем, ухмыльнулся с видом уверенного в себе павиана.

- Клянусь богами, они это заслужили! Я бы с удовольствием добавил к ним и их папашу.

- В следующий раз, Фэй. А, сейчас – на коней, господа драчуны! Император хочет говорить с вами.

Юноши разом посерьёзнели, и через мгновение трое всадников уже мчались во весь опор по направлению к городу.

«Настоящий царь должен проводить свою жизнь, слушая музыку и наслаждаясь прекрасными видами и звуками». - Полагал брат одного из императоров ранней империи Хань, сам весьма любивший вино и женщин.

На китайском троне в разное время восседали разные люди. Талантливые полководцы и бездарные прожигатели жизни, жестокие тираны и конструктивные реформаторы, философы и поэты, бестолковые неучи и просвещённые искатели истины.