– Вы убили индейца? – сухо спросил я.

– Я не хотел, видел Бог, я оборонялся, – дрожащими губами пролепетал проповедник.

– Разумеется. Что произошло дальше?

– На минуту в джунглях стало тихо. Знаете, так тихо, будто всё исчезло… Или это я, оглушенный выстрелом, ненадолго потерял слух. Я очнулся и увидел, что дикари забрали убитого и спешно отступают в лес. Мои спутники были сильно напуганы, охрана сказала возвращаться… Лиз, моя бедная девочка, она даже плакать не могла. Глаза переполнял ужас. Лиз смотрела на револьвер в моей руке – я отбросил его… И вдруг дикая боль пронзила моё плечо – из него торчала тонкая палка в перьях и узорах… Стрела! Они пытались убить меня! Снова началась пальба. Один из охранников засёк лучника: за деревом пряталась туземка и опять целилась в меня! Её ранили… А потом случилось то, что случилось. В два прыжка она оказалась возле Лиз, но перед тем, как дикарку настигла вторая пуля, она успела окровавленными руками вцепиться моей девочке в лицо, бормоча какую-то ересь. А остальные туземцы кричали меж тем: «Аламеда, Аламеда!» Уж не знаю, что означают эти слова, какой-то возглас или имя дикарки, но они отпечатались в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Господь не даст мне соврать, – сказал Родрик, схватив меня за рукав, – глаза туземки были глазами Дьявола! И в Лиз вселился Дьявол, поверьте мне, доктор.

Следом проповедник принялся бормотать, что охранники не должны были первыми открывать огонь. Что, возможно, стоило вообще идти без них… Но получилось ли бы в этом случает избежать беды или всё закончилось бы куда трагичнее? Поняли бы безбожники их мирные намерения или варварам это чуждо?.. Он говорил и говорил, то кляня себя и дедов кольт, то оправдываясь. Но что произошло, то произошло. Миссия вернулась в Штаты, Бен Родрик залечил раненое плечо, и больше у него не возникало мысли наставлять кого-либо на путь истинный. Не так он представлял своё благодетельное выступление перед тёмными дикарями.

Что до Лиз, то сама она физически не пострадала. На теле врачи обнаружили лишь небольшую царапину в области сердца. Неглубокий прокол – сущий пустяк. Должно быть, дикарка пыталась пырнуть её клинком, но, к счастью, не смогла нанести Лиз серьёзной раны. Царапину сразу же обработали, и она зажила за пару дней. Но после минутного контакта с туземкой Лиз впала в забытье. Её кидало в жар, тело сводило судорогами. Она не приходила в себя до самого возвращения домой, в Штаты, а очнувшись, не помнила ровным счётом ничего: ни злоключение в амазонских джунглях, ни самой поездки, словно и не уезжала никуда.

– И вы конечно же решили оставить случившееся в секрете? – спросил я проповедника.

– Конечно, – сердечно произнёс он. – Ради её блага. Лиз незачем было вспоминать этот ужас. К тому же весть о провале миссии сыграла бы на руку баптистам. Они и так увели часть прихожан из нашей церкви. А убийство, хоть и в целях самообороны, навсегда бы разрушило мою репутацию. Но Бог с ней! На кону стояла помолвка Нэнси. Вы не знаете, доктор, в Америке журналисты – как крысы: ради громкой новости в любую щель пролезут. Представляете, что было бы, узнай они обо всём?

– Не представляю, – мотнул головой я.

Я и в самом деле не мог себе вообразить, насколько в этом человеке преобладало тщеславие. Родрик готов был поставить под удар здоровье дочери, лишь бы, не дай бог, новость не просочилась в прессу. Как он мог не рассказать правду, ну, хорошо, не Лиз, но хотя бы её лечащим врачам? Неужели, будучи христианином, священником, он не почувствовал потребности в элементарном покаянии, ведь из-за него погибло два ни в чем неповинных человека. Да, это была чудовищная в своей нелепости трагедия. Он выстрелил по ошибке, с перепугу, после чего беда выросла, как снежный ком: его ранение, убийство туземки, помешательство Лиз… и ради чего? Ради громкой речи? Ради славы великого колонизатора?

Я вывел проповедника из гипноза и отправил навестить дочь. Он даже не понял, что минутой раньше выложил мне столь горячо хранимый секрет семьи. Закрыв за ним дверь, я принялся ходить взад-вперёд по кабинету, обдумывая его рассказ.

Моё первоначальное предположение оказалось верным. Мы имели дело не с шизофренией. Теперь я знал, что травматический опыт в Эквадоре спровоцировал возникновение у Лиз второго психического центра, в котором она стала отождествлять себя с жертвой трагедии – Аламедой. Вот каким образом появилась диссоциация личности и второе Я. Однако это не объясняло, почему Лиз в своих галлюцинациях видела саму себя, а не темнокожую туземку. С этим мне ещё предстояло разобраться. К сожалению, я тогда не догадывался о том, что и этот, второй диагноз, окажется в конечном итоге ошибочным.

Ещё долго я протаптывал ковёр в своём кабинете, ходя туда-сюда и размышляя о роли колонизации и судьбах коренных народов Америки. Колонизаторы положили глаз на бассейн Амазонки ещё в семнадцатом веке. Помню, увлёкшись историей великих первооткрывателей, я как-то читал об этом одну интересную книгу. Голландцы, англичане, испанцы, португальцы, – кто только не пытался установить в долине Амазонки своё влияние. Но большего успеха добились монашеские ордена, иезуиты и кармелиты. Я не берусь судить, каковы были их настоящие мотивы, хотя имею на этот счёт своё мнение. Стремились ли они обратить в истинную веру язычников, или же ими руководили намерения более меркантильного характера? Например, основать на новых землях мощный оплот католической церкви. Или использовать туземцев, как бесплатную рабочую силу в освоении дикого края. Святые отцы обладали немалым даром убеждения. Дикари бесплатно добывали для своих поработителей корицу и какао, рыбу и древесину, которые миссионеры затем отправляли на экспорт, полностью оплачивая содержание миссии и обогащая орден. Позже церковники сменились светскими колонизаторами. Те, как и предшественники, пытались выжать из новых земель побольше ресурсов – натуральных и людских…

Стоит ли говорить о нынешней колониальной политике, о борьбе империалистических держав за раздел мира и прочей белиберде… Нет, пожалуй, не буду вдаваться тут в рассуждения, неблагодарное это дело. Но одно верно: и сегодня, в начале двадцатого века, миссионерские учреждения, поддерживаемые своими правительствами, становятся владельцами крупных капиталов и земель под лозунгом истиной веры и просвещения. Встречал я таких филантропов. Как сказал однажды Сесил Родс, один южноафриканский политик: «Чистая филантропия очень хороша, но филантропия плюс пять процентов годовых – ещё лучше». И попробуй поспорь…

И видно, до тех пор, пока имеются на нашей планете бесхозные земли и отрезанные от цивилизации народы, до них найдутся охотники из благочестивых миссионеров. Беда только, что не всегда их встречают с распростёртыми объятиями. Случай с Беном Родриком – тому прямое доказательство: произошедшее в сельве обернулось трагедией как для индейцев, так и для него самого.

Остров из последних сил держался на плаву. Запасной тростник кончился, и настилать новые слои взамен подгнивающих нижних было нечем. Берега уже обваливались по краям, и людям приходилось тесниться всё плотнее. Прошло по меньшей мере два месяца с отправления, но за это время горизонт ни разу не приобрёл очертания суши. Вода. Кругом была одна лишь вода. Островитяне чувствовали себя подавлено, и вот пришло новое бедствие…