водителем грузовика. Заодно купил листьев коки. Их полуофициально, но продают, если их просто жевать — эффект как от крепкого кофе. Индейцы только и делают, что жуют коку; это уже в ХХ веке придумали химией экстрагировать его активные компоненты и делать кокаин.

Водителя звали Хулио, он был веселым малым на огромном китайском грузовике, купленном в кредит. Китайцы заходят сюда все активнее и активнее, и китайского тут всё больше и больше — одежда, мотоциклы, машины. Даже помповые ружья — и те многие из Китая.

Пока Слон спал — а он, видать, долго мотался без сна — мы с Хулио успели обсудить политику, конкурс красоты, чемпионат мира по футболу и американцев. У Хулио недавно выдворили из США брата, причем после десяти лет нелегального там проживания, поэтому добрых чувств к стране он не испытывал. Еще Хулио беспокоил рост цен на бензин.

Кстати, еще год назад я мало что мог сказать по-испански, а теперь тараторю вполне бойко. Заслуга Лары — она многому научила.

И вот — мы уже с юга подъезжаем к Медельину.

Медельин имеет одну особенность — он расположен в долине, между невысокими горами, и с какой бы ты стороны не подъезжал — город предстает перед тобой сразу весь, целиком. Если в Иерусалим ты поднимаешься, то в Медельин ты спускаешься — как спускаются в ад. Живописнейшая дорога петляет по зеленым холмам — а смотришь на город и думаешь, сколько людей сложили свои головы на его улицах. Когда-то они тоже вступали в этот город, намереваясь его покорить — имен многих не помнят, в честь кого-то названы улицы. Каждый должен понимать, что и он — имеет шанс вписать свое имя в историю этого города собственной кровью.

— Хулио, друг, останови здесь. Мучо грасиас.

Я толкнул Слона в бок — и немного не рассчитал… Хорошо, что не по ране.

— Извини.

— Что?

— Приехали…

…

Родриго жил на холме. Здесь чем богаче человек, тем он выше взбирается по холму. Родриго, конечно, не мог купить или снять себе что-то попроще — то, что он снимал, мог снять сам Пабло Эскобар, если бы был жив.

Мы добрались до места пешком — полтора километра, но лучше так, чем таксист назовет потом кому-то адрес, куда он нас отвёз. Охраны не было, но был звонок, на который я и нажал — и не отпускал.

Появился Родриго. Он был в теннисном костюме — значит, занимался или теннисом, или гольфом с автоматом, пускающим шары. Увидев меня, он не удивился — а вот увидев Слона, удивился сильно.

— Синьор Энрике! Вы ли это!

— Ну, п…ц — сказал Слон и начал падать. Я едва успел его подхватить.

…

— Ты откуда его знаешь? — спросил я Родриго, когда мы устроили, наконец, Слона и вышли в соседнюю комнату, чтобы выпить спокойно виски под журчание фонтана, как и полагается благородным донам.

— Синьора Энрике? Он нашим советником был, — охотно пояснил Родриго, — вива ла боливариан революсьон.

— Ва бене, — заключил я по-итальянски, — и как советовал?

— Хорошо советовал. Мы по его советам много операций в сельве провели. Один раз колумбийский спецназ в ловушку попал…

Здорово. Значит, теперь получается, к Слону есть вопросы здесь, в Колумбии. А всё, что касается армии, тут не отличается демократией.

— Как его звали-то?

— Так и звали синьор Энрике. У всех кто с Минска приезжал — наши имена были.

Значит, еще и с Минска. Интересно, не замешаны ли тут еще люди с Минска? Они не всегда на нашей стороне.

— Тут у тебя безопасно?

— Абсолютно.

— А прислуга?

— Если наверху спрятать и дверь запереть — не увидит.

Я кивнул.

— Грасиас, тебе, друг.

— Да ты что, как друг другу.

— Ну, тогда если, как друг другу, еще услугу окажешь?

— Без вопросов.

— Надо корабль, который через океан идет.

— В Европу?

— Лучше в Африку. У тебя связи в портах есть?

— А то. Сейчас же и позвоню.

Я придержал Родриго.

— Сейчас не надо. Позже позвонишь. Давай, сейчас виски допьем.

Я подмигнул.

— А потом еще нальем.

Ох, что-то мне всё это не нравится…

Дернули еще по пятьдесят — по сотке здесь не дергают, пьют из бокалов с очень толстым дном, как раз, если правильно налить, пятьдесят и получится. Потом еще по пятьдесят. Потом пошли навестить Слона, и то, что я увидел, мне ни хрена не понравилось. Похоже, растрясли все-таки… и на повестке дня заражение. Если уже не началось.

В больничку надо. Причем быстро.

— Телефон дай.

Только бы всё выгорело. Черт…

В Медельине все телефоны прослушивают, и не только колумбийцы, но может и выгореть. Главное сейчас — найти врача.

Набрал номер Лары — у нее скверная привычка не брать телефон, если обиделась, но этот не мой — наверное, возьмёт. Журналистское любопытство роль сыграет.

— Хола.

— Лара, извини за все, и послушай.

— Это ты? Я тебе уже сказала…

— Лара! У тебя врач, кажется, был в родственниках, так?

Немного успокоилась. Местные женщины в отличие от наших не умеют пить кровь. И долго не обижаются.

— Что произошло?

— Я… приболел немного. Понимаешь?

— Тебя ранили?

— Нет… но приболел. Просто скажи, как его зовут и где его можно найти?

— Доктор Педро Бонилья, университетский госпиталь Сан-Винсенте. Что с тобой, папи[5], ты точно не ранен?

— Нет. Все в порядке, cara mia. Просто… приболел немного. Желудок болит… наверное, отравился по дороге.

— По дороге? Где ты?

— Я тебе перезвоню. При первой возможности.

Я положил трубку. Слон услышал нас, очнулся и теперь смотрел на меня. Глаза его мне тоже не нравились — больные глаза.

— Ничего, Слоняра. Сейчас доктора приведем, вылечим тебя.

— В больницу… мне нельзя.

— А кто сказал про больницу? Сейчас … сюда доктора приведем.

Родриго, топтавшийся рядом вдруг предложил.

— Может, я за доктором съезжу? А?

Верить — не верить? Все равно он знает больше, чем должен и хуже не будет.

— Доктор Педро Бонилья, университетский госпиталь Сан-Винсенте. Скажи, что ты от Лариты, дашь ему… покажешь ему вот это. Хорошо? Скажи, что надо… антибиотики… все для лечения огнестрельного ранения.

Я снял с шеи ладанку с местным образком и отдал ему. Такая же была у Лары, какая-то местная традиция. Местные очень суеверны.

— Деньги есть? Заплатишь ему, сколько попросит, хорошо?

— Деньги есть, друг. Не волнуйся.

Родриго хлопнул меня по плечу и пошел на выход. Странно… Вот с одной стороны человек дерьмо дерьмом, а с другой — как брат себя ведет.

Правильно, наверное, сказано — не суди да