замолчит, и наговорит сгоряча такого, что детям слышать уж точно не стоит.

– Леся… – без конца повторял Николай. – Лесь…

Под недоуменными взглядами детей женщина застегнула чемоданы, сгребла с полочки ключи от новенького джипа, который они взяли в кредит, и вышла на улицу.

– Не уходи, – отчаянно прошептал Николай.

– Мам, мы, что, в отпуск? – удивленно поинтересовался Тим.

– В отпуск, – кивнула головой Леся. – К бабушке, – зачем-то добавила она, загружая тяжеленный чемодан в большой багажник машины.

У нее еще хватило сил на то, чтобы доехать до родительского дома, на то, чтобы выслушать наставления матери, которая рекомендовала не рубить сгоряча… Она даже сумела отогнать машину и вернуть ключи изменнику. А потом из нее, как будто пар выпустили. Леся легла на кровать в своей старой комнате, закрыла глаза и, наверное, если бы не дети, никогда бы их и не открыла. Она как будто умерла.

Безрадостные дни тянулись бесконечно долго. А может, это наступившая зима была виновата? Серость и холод, грязь, которая то замерзала, то оттаивала опять, превращаясь под ногами в коричневую жижу. И постоянные разговоры за спиной. Ей перемыли кости все. Начиная от коллег, заканчивая учениками. Ее не пожалел только ленивый. Правда, была еще одна категория неравнодушных. Те, которые одобряли поведение Николая. Мол, Коля – мужик хороший, правильный, а если загулял, то, значит, был повод.

Сам Николай регулярно приходил мириться. Только Леся даже слышать его не могла. И не желала знать, как и почему так получилось. А Коля и сам не знал! Вот хоть убейте, не мог понять, как он оказался с другой. Ненастоящей, чужой… Почему? Просто доступная девка, так почему повелся? Кризис среднего возраста?! Что и кому хотел доказать? Николай не знал. Он и не помнил ни лица той… Ни самого процесса. Зато прекрасно помнил больные глаза Леси. Взгляд, который вынул его душу и вывернул наизнанку.

– Дурак ты, Николай, – сплюнул на землю Михалыч – крепкий мужичок, подрабатывающий у него в СТО. – Леська твоя красивая баба. И хозяйственная, и умная. В прошлом году, что тебе сказала? Что шуба ей не нужна, а тебе новая резина не помешает! Вот и где ты еще такую жену найдешь?!

Дурак. Он и сам знает. И места себе не находит, слоняясь вечерами по пустому дому. Еще хоть как-то можно терпеть на выходных, когда дети при нем… А в остальные дни – мрак. Он ни есть не мог без нее, ни спать. А перед лицом все время стояли ее глаза, переполненные болью. А потом они и вовсе стали равнодушными. У него холод по спине пошел от этого пустого взгляда.

– Она-то тебя хоть скалкой отходила? – с надеждой в голосе поинтересовался Михалыч.

– Да ты что, отец… Она же у меня не такая. Это же Леся…

Незаметно наступил Новый год, только на этот раз у него не было сил украшать дом и елку во дворе огнями. И настроения праздничного не было от слова «совсем». Тридцать первого вечером пришел к дому тещи. Потому что не мог по-другому! Потому что ему не давала покоя мысль, что как встретишь Новой год, так его и проведешь. А он не хотел проводить целый год без своей семьи, без своей Леси. Накупил подарков, гостинцев всяких, даже шубу злосчастную купил, на покупке которой они всегда экономили.

– Ну, зачем ты пришел? И праздник нам испортить хочешь? – устало спросила Леся, пока не прибежала детвора.

– Нет… – откашлялся Коля. – Просто, что это за праздник без вас?

Так и просидели за обеденным столом, вымученно улыбаясь. Зато вместе!

Едва пробили куранты, Леся выпроводила его домой. Проводила даже, чтоб закрыть дверь на засов.

– Лисенок… Ну, прости ты меня, дурака. Я ж люблю тебя, сил нет. Сдохну без тебя скоро.

Леся сглотнула. Отвела взгляд, будто бы он чужой!

– Извини, Коля. Не могу я… Прощай.

Он чуть с ума не сошел в эту зиму. Без нее ничего не хотелось. Даже любимая работа не ладилась. Все валилось из рук. А еще на него ополчился Тимка. Видимо, и до него дошли сплетни. Иначе как объяснить, что он напрочь отказался приходить к отцу даже на выходные? И в гараже его больше не видели, хотя до этого десятилетний Тимофей мог пропадать там часами. Увлечение отца передалось и ему.

– Тимка, сынок, привет. Ты чего не приходишь в гараж? У меня там, знаешь, какая тачка сейчас на диагностике!

– Не хочу, – бурчит сын и, огибая отца, идет дальше по улице.

А он стоит, как приклеенный, и поверить не может, что этот хмурый парень и есть его маленький сын. Что же он наделал со своей семьей? Как допустил?!

– Слышал, сынок-то твой младший руку поломал! – сообщил, заходя в гараж, Михалыч.

– Как поломал?

– В саду с качелей пытался выйти в открытый космос.

Николай бросил свое занятие, наспех обтер куском ветоши руки и помчал к машине. Несколько минут, и он уже возле сельской амбулатории. А в ней даже травматолога нет! Зареванный Лешка с опухшей рукой сидит на руках у матери и мужественно пытается бодриться. На Лесе и вовсе лица нет.

– Собирайся. Поехали в город, – скомандовал Николай, сгребая вещи сына с кушетки.

Леся понятливо кивнула и бросилась ему помогать. Они домчали до Киева быстро. Уже через два часа Лешка щеголял с гипсовой повязкой на маленькой ручке и важно заявлял, что он теперь «костяная рука».

– Вот ваш снимок. Через три недели приедете на контрольный. Но осложнений быть не должно, – пояснил уставший врач.

Леся кивнула, забирая документы, и растерянно осмотрелась.

– Ну, что, домой?

– И в аптеку.

– Поехали.

Так и жили. Он пытался вернуть семью, а она всеми силами избегала мужа. И вот сегодня, когда нужно было ехать на контрольный рентген и снятие гипса, Леся поняла, что не может больше терпеть! Даже ради детей она не способна больше выносить его присутствие. Туда они еще как-то доехали. Назад… Она оставила Лешку отцу – с ним надежнее, а сама вызвала такси. Еще Кристина некстати встретилась… Все уши ей прожужжала! Не права она, видите ли! А кто прав? Он?!

Вита свернула с трассы на указателе. Еще три – четыре километра, и Калиновка. Проезжает красивые, добротные дома. Села у столицы – это вам не абы что. Все усадьбы, как на подбор. Одна другой краше. Так что неблагозвучное название «село» с этим коттеджным царством вяжется слабо. Может, когда-то это и было село, в полном понимании этого слова, но за последние десять-пятнадцать лет