Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Африка Шелл».
Одну из стен в этой новоявленной тюрьме занимала большая карта Северной и Южной Атлантики – вероятно, когда-то ее использовали для обучения курсантов. С тоской взглянув на нее, Дав прошептал:
– Кто следующий?
Дав и его товарищи по несчастью почувствовали бы себя бодрее, если бы знали, как много людей в это время задаются тем же самым вопросом.
Глава военно-морской разведки в Лондоне делал доклад о ситуации перед весьма разношерстной группой людей. Одни были в форме, другие в гражданском, многие являлись людьми высокоуважаемыми, но были здесь и личности, пользующиеся дурной славой. Здесь были и мужчины и женщины. Одни делали записи, другие курили и смотрели в потолок. Только один или два человека с интересом поглядывали на карту, где был показан район операций «Графа Шпее». Главный военно-морской разведчик страны говорил таким тоном, словно обсуждал капризы погоды, а не охоту за кровожадным монстром, прошедшим уже полмира. «Треваньон», «Ньютон Бич», «Африка Шелл»… Все это были торговые суда, и все следовали своим курсом в одиночку. Их потопил один рейдер. Или два. Скорее всего, один, хотя доклады поступали о разных кораблях. У них хорошо работает разведка. Имеются агенты на берегу, владеющие новыми методами передачи информации.
Рядом с ним появился пожилой офицер в военно-морской форме. Его лицо показалось присутствующим смутно знакомым. В мирной жизни это был довольно известный драматург. Он передал докладчику сообщение, которое тот прочитал, прежде чем продолжить доклад. «…Я предупреждаю всех наших агентов, всех военно-морских атташе в посольствах и консульствах. Мы ищем людей, которые часто получают телеграммы из нейтральных портов». Он поднял руку с только что полученной бумагой. «Возьмите, к примеру, это сообщение. Оно от Стенли из Парижа. Французская полиция нам очень помогает…»
Той же ночью, но несколькими часами раньше в Париже готовился к отходу римский экспресс. У спального вагона, судя по табличке направляющегося в Женеву, курил нервный пассажир. Неожиданно он отшвырнул сигарету и вскочил по ступенькам в вагон. Тот факт, что пассажиров уже пригласили занять свои места в вагонах, вряд ли мог объяснить странную поспешность, с которой он ворвался в купе. Если бы его совесть была чиста, вид двоих людей, быстрым шагом идущих вдоль поезда, не заставил бы его броситься наутек. Ведь одним из этих людей был инспектор французской полиции по имени Лоран, второй, по имени Гассе, был инспектором Сюрте. Он был в штатском. У них при себе был список пассажиров. Полицейские подошли к женевскому спальному вагону, сверили список с имеющимся у кондуктора и поднялись в вагон. За ними тенью следовал сотрудник вокзала. Несмотря на то что официальное время отправления поезда давно миновало, он все еще стоял у платформы.
В коридоре спального вагона Лоран и Гассе постучали в дверь с цифрами 9–10. Она оказалась закрыта. Гассе вытащил из кармана пистолет и сделал знак кондуктору, который открыл дверь своим ключом. Но та оказалась еще и на цепочке. А в это время с другой стороны поезда, в узком задымленном проходе между экспрессом и местным поездом, стоящим на соседнем пути, из окна купе вылезал нервный пассажир. Он так спешил, что вывалился из окна, даже не посмотрев, куда прыгает. И угодил прямо в руки высокого англичанина, который крепко ухватил его за руки и вежливо представился:
– Меня зовут Стенли. А вы, полагаю, доктор Ливингстон?
Через два дня в лондонском клубе два человека сидели в соседних креслах и читали газеты. Одной газетой была «Таймс», другая газета была парижской. Прикрываясь этой не слишком надежной бумажной преградой, Стенли и глава британской военно-морской разведки вели тихий разговор. Стенли посмеивался:
– Его звали Эвергрин,[14]забавно, не правда ли? Мы отвезли его в контору Гассе. При нем ничего не было, и тогда мы увидели это. – Он передал разведчику парижскую газету и получил взамен «Таймс».
Разведчик знал, что Стенли обожает напустить побольше таинственности, поэтому только заметил:
– Страница скачек, я вижу, – и стал ждать разъяснений, которые не замедлили последовать.
– Именно. Страница скачек. Старина Гассе немного поколдовал над ней, но ему в голову пришло только одно: непонятно, почему французские заводчики не могут давать своим лошадям французские имена. Я спросил, какие имена вызвали его недоумение, и он ответил: Антсмен, Ньютон Бич… Посмотрите, сэр, они все здесь, под «Новыми поступлениями».
Главный военно-морской разведчик Британии внимательно изучил газетную страницу и пробормотал:
– Да, мы должны были заметить это раньше.
Стенли кивнул.
– И обратите внимание, в каждом случае указан порт отправления.
– Они чертовски аккуратны, – вздохнул разведчик.
– Мы его, конечно, задержали, – подмигнул Стенли. – Во Франции нет habeas corpus.[15]Им занимается Гассе.
А разведчик в это время внимательнейшим образом штудировал газетную страницу. Он сказал:
– Здесь упоминается много южноамериканских портов. Рэю Мартину это понравится.
Стенли зевнул и сказал:
– Настало время мартини. А где сейчас Рэй Мартин?
Разведчик ответил:
– Выпивка за мной, – и, позвонив в колокольчик, добавил: – В Монтевидео.
В Уругвае, расположенном на противоположной стороне земного шара, Майк Фаулер сидел на самой верхушке телеграфного столба. Именно с этим телеграфным столбом было связано по крайней мере три странности: первая – это непонятная металлическая вилка, установленная на поперечной перекладине, вторая – большой ком грязи, больше всего смахивающий на печь, а третья – сам Майк Фаулер. Он держал в руке микрофон и вдохновенно вещал, обращаясь к американским домохозяйкам:
– С вами Майк Фаулер. Благодаря любезности «Ред мит пэкинг компани» из Чикаго я имею возможность представить вам очередную серию записей живой природы – голосов зверей и птиц Рио-де-ла-Плата. Сегодня вы услышите голос печника – птицы, получившей свое название из-за своеобразного, напоминающего печь гнезда, сделанного из грязи. Такое гнездо я сейчас вижу прямо перед собой. В нем проделан хитроумный ход, и птица находится внутри, по крайней мере, я на это надеюсь. – Он постучал по кому грязи и спросил: – Кто-нибудь дома? – И после паузы воскликнул: – Да! Да! Я слышу особое шипение, такой звук издает это создание, если его побеспокоить. Послушайте! Сейчас я поднесу микрофон поближе к гнезду. – Но когда он это сделал, все звуки были заглушены проходящим мимо стадом. – Режем, – сказал он в микрофон, посмотрел вниз и простонал: – Поп, там еще много этих рогатых зверюг?
Человек, которого он называл Поп, был весьма живописным гаучо – высоким, худым и жилистым. Его иссиня-черные волосы уже местами начали седеть, и, быть может, по этой причине он ко всему происходящему относился с философским спокойствием. Вот и сейчас он неподвижно стоял, прислонившись к телеграфному столбу, аккуратно сворачивал сигарету. Всюду, насколько хватало глаз, он видел только скот – бесконечную вереницу коров, которых неторопливым шагом гнали в сторону Монтевидео конные гаучо, без всякого любопытства взиравшие на сидящего на столбе Майка. Некоторые из них перебрасывались испанскими словами со стоящим у столба Попом и проезжали мимо. Флегматичный гаучо провел кончиком языка по краешку папиросной бумаги, осмотрел свернутую сигарету, не нашел в ней изъянов и только потом ответил своему работодателю: