Колин зажег сигарету, и взгляд Адил-бея остановился на танцующем пламени. Чуть позже грузинка также облокотилась на подоконник рядом с мужем, и в течение нескольких минут они переговаривались едва слышным шепотом.

Интересно, Соня уже спала на железной кровати, которую Адил-бей не видел, но о которой знал, что она стоит справа у стены?

Воздух казался нежным и сладким, без сомнения, он впитал в себя ароматы тропической растительности гор. Женщина прижималась к Колину, и любой мог догадаться, что ее тело тоже было нежным, сладким и еще хранило тепло кровати, в которой она поджидала мужа.

Адил-бей повернулся на шум, раздавшийся позади него. Неджла Амар со вздохом откинула одеяло и изменила позу.

Воздух комнаты настолько пропитался ее духами, что Адил-бей время от времени задавался вопросом, а не ощущают ли люди напротив этот запах. Персиянка выбрала тяжелые, резкие духи, призванные оттенить пряный животный аромат ее тела.

— Иди ложись, — вздохнула почти заснувшая женщина.

Они ее слышат? Ведь они совсем рядом. А улица такая узенькая… Колин положил руку на талию жены.

Адил-бей спать не хотел, он вообще не хотел ложиться рядом с обжигающим телом Неджлы. Он даже не о ней думал. Турок спрашивал себя, спит ли Соня где-то там, за спинами семейной пары напротив, и остается ли ее лицо таким же бесстрастным и во сне. Сумела ли она понять правду, когда во второй половине дня Адил-бей сообщил секретарше, что она может быть свободна? Вскоре девушка вышла из дома с купальным халатом в руках, но на углу улицы столкнулась с подоспевшей госпожой Амар.

— Адил, иди сюда!

— Тише!

Он не хотел закрывать окно, потому что задыхался. С тех пор как ему измерили давление, консул чувствовал, как пульсирует кровь в его артериях, и этот непрерывный ритмичный стук пугал мужчину.

Он так ничего и не съел. Он был болен. Именно об этом турок сообщил Неджле, как только она пришла, и в течение пяти минут женщина разыгрывала добрую самаритянку.

Если бы только она согласилась вернуться к себе! Неужели прислуга не расскажет все ее мужу после возвращения Амара?

— Он ревнив?

— Как тигр! — смеясь, ответила персиянка.

Она непрерывно смеялась, нервным неестественным смехом, и было совершенно не понятно, почему она смеется: от радости или нервозности, или просто провоцируя собеседника.

Почему она осталась? И вообще, почему она пришла? Два раза она щелкала выключателем, чтобы зажечь свет, и Адил-бей был вынужден бороться с любовницей, чтобы погасить его. Бороться в полном смысле этого слова! Он дошел до того, что выкрутил ей руки!

— Ты боишься этой маленькой шпионки! — насмешливо протянула Неджла. — Ты скотина, но ты мне нравишься!

Адил-бей испытывал сильнейшее отвращение к табаку, но, глядя на красный огонек сигареты в окне напротив, он почти хотел курить, потому что сигарета стала символом сладостного мира. Он не сомневался: скоро разразится гроза, возможно, даже до конца ночи, но именно угроза бури наделяла особой привлекательностью этот миг мечтаний у окна.

Адил-бей больше не слышал ровного дыхания Неджлы. Он больше не думал. Мужчина растворился в мечте. Слился с ночью. Он не смотрел ни на что конкретное.

Внезапно что-то обвило его шею, растеклось по всему телу.

Консул вздрогнул, три или четыре раза моргнул, и лишь затем обрел обычное хладнокровие. Персиянка потеснее прижалась к турку, как прижималась к своему мужчине женщина в окне напротив, и тихо выдохнула, зажав в зубах сигарету:

— Дай мне огня.

У него не было спичек. Он даже не знал, хочет ли искать для нее огонь. Колины не двигались. Темнота мешала разглядеть их глаза, но они должны были смотреть перед собой и, вероятно, заметить полуобнаженную грудь Неджлы! На самом деле у нее была очень темная кожа цвета лесного ореха! А ее плоть такая крепкая, что когда женщина опиралась о подоконник, ее грудь почти не деформировалась.

— Дай мне огня!

Он пошел и взял со стола спички. Крошечный огонек затанцевал, как он танцевал на другой стороне улицы. Они стояли, облокотившись на подоконник, как та, другая пара.

Шло время. Стихла музыка в баре. Замерли все шаги в городе.

Возможно, они стояли так около часа, когда крупные капли дождя рухнули с неба и разбились о землю. Колины отпрянули. Их окно закрылось. Капля воды упала на руку Неджлы, и та вздохнула:

— Неужели тебя не забавляет тот факт, что они из ГПУ?

Сейчас напротив можно было рассмотреть лишь темное окно с бледной филигранью штор.

Когда, следуя за беспечным течением толпы, он заметил ее в первый раз, Соня шла под руку с двумя подругами: одна — в белом, другая — в светло-голубом, голые ноги, распущенные волосы. Вероятно, Соня предупредила своих спутниц невидимым пожатием руки, потому что, оказавшись в десяти метрах от турка, девушки принялись изучать его с серьезным любопытством, но не смеясь, как это часто делали другие.

Адил-бей прошел мимо и не осмелился обернуться. Дождь прекратился лишь к заходу солнца, которое позолотило лужи. Все жители города, как обычно, высыпали на улицу и теперь прогуливались взад-вперед по набережной, так что навстречу все время попадались уже ставшие знакомыми лица. Юноша на велосипеде все так же лавировал между группами гуляющих, а на раме его машины сидела все та же девушка.

Вновь увидев вдали Соню и ее спутниц, Адил-бей задумался над тем, обсуждают ли они его. Консул еще не добрался до подруг, когда к ним приблизился молодой человек в рубашке с расстегнутым воротником и пожал всем руки.

Таким образом, четверка стала своеобразным островком, мимо которого двигалась неспешная толпа. Адил-бей не мог остановиться. Он прошел мимо. Через некоторое время издалека он снова заметил этот островок, который теперь переместился на площадь. Молодой человек смеялся. Он обращался скорее к Соне, чем к двум ее приятельницам.

Накануне Адил-бей, возможно, не обратил бы никакого внимания на свою секретаршу, но этим утром произошел один незначительный инцидент, который, однако, оставил неприятный след в душе турка.

Когда в восемь часов утра Неджла Амар открыла глаза и увидела окно, залитое дождем, она лишь вздохнула:

— Приготовь мне кофе.

Еле сдерживая нетерпение, Адил-бей сварил кофе. Поглядывая на наручные часы, он до последней секунды не терял надежды.

Тщетно! В девять часов пришла Соня, а персиянка все еще находилась в его спальне, явно намереваясь снова заснуть. Секретарша, как обычно, раздобыла всевозможные продукты и хотела отнести их на кухню.

Адил-бею пришлось, отводя глаза, преградить ей путь.

— Давайте сюда! Я сам все отнесу.

Итак, утро прошло под знаком натянутости и неловкости. Рассеянно кивая посетителям, Адил-бей в основном слушал звуки, доносившиеся из спальни, куда он время от времени выходил, изобретя очередной пустяковый предлог.