Это неправда, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. По моему мнению, очень даже возможна. Стоит отказаться от исключительных прав на мужчину, и он перестает думать, что кому-то изменяет, желая другую женщину. И даже если его хотя бы на секунду посетит подобная мысль, он и тогда не будет вполне уверен, что должен перестать со мной сближаться.

Достаточно всего лишь убедить его в том, что я не собираюсь отнимать его (а это, поверьте, весомый аргумент) у другой женщины. Мне легко их в этом заверить, потому что я действительно никого не хочу присваивать. Тогда и появляется новая, улучшенная версия дружбы. Дружба в версии 2.0. Сейчас модно присваивать всему номера. Вы как информатик постоянно работаете над новыми версиями программ, а значит, отлично понимаете, что я имею в виду, правда?

Как появляется эта новая версия? Так же, как у вас. Подобно тому, как вы изучаете проблему, я вначале изучаю мужчин. Мы долго разговариваем, постепенно сближаясь. Требуется лишь немного вина и как можно больше внимания с моей стороны. Мужчины обожают, когда их слушают и ими восхищаются. Бывало даже так, что я восхищалась тем, в чем ничего не смыслила. Причем вполне искренне. Например, Роберт. Он физик, кандидат наук, занимается новыми возможностями применения лазера. Для меня лазеры ассоциируются исключительно с избавлением от морщин, а он с воодушевлением говорил о том, как лазерами можно возбуждать плазменную массу неустановленной энтропии. Когда дошло до того, что ее удалось возбудить, я тихонько коснулась его руки, посмотрела восхищенно в глаза и облизала губы. Я с самого начала стараюсь добавлять эротики в такую дружбу. Роберт был растроган и возбужден. Я видела это. Потом оказалось, что Сьюзен, вместе с которой он живет уже два года, больше не в силах слышать о лазерах. А я охотно слушаю. Вы потом объясните мне, что такое энтропия? Ему не удалось. Перед тем как мы с ним первый раз переспали, он тоже рассказывал мне о лазерах. Похожая история была со Стефаном, специалистом в области анализа биржевых курсов, и с Карстеном, который увлекался историей тоталитарных режимов. Карстен единственный из них женат. Когда мы встречаемся, он с самого начала бывает возбужден, так как знает, что мы делаем что-то запретное. К тому же он занимается сексом с женой реже, чем те двое со своими подругами. В данной ситуации это плюс.

Почувствовав желание заняться сексом, я высылаю каждому из них эсэмэску. И как правило, мгновенно получаю ответ. Потом выбираю, кого из них хочу и кому позволю к себе прикоснуться. И все получается как нельзя лучше. Вторая встреча, любопытство, вкусный ужин, интересная беседа — все это помогает преодолеть стыдливость и делает вечер, а иногда и ночь, особенными. Пока мне этого хватает, хотя я не потеряла надежду завести с кем-нибудь серьезные отношения. Я хотела бы когда-нибудь проснуться воскресным утром и прильнуть к мужчине, с которым живу, а не только «встречаюсь». Ведь у любви не может быть новых версий. Как вы думаете?

По правде сказать, он очень долго высмеивал этот, так сказать, праздник. Он рос в эпоху, когда было принято отмечать Международный женский день, а слова «коммерция» в Польше не существовало, хотя все о ней, тогда недоступной, грезили. В те годы четырнадцатое февраля было самой обычной датой, и никто не связывал ее с темой любви. То есть он уделял ей внимания не больше, чем в любой другой день. Но вот уже несколько лет, как все стало по-другому. Его раздражает коммерческий, ярмарочный, отдающий кичем характер нового праздника, хоть он и признает в нем положительные моменты.

Прежде всего он заметил, что этот праздник заставляет больше думать о близком человеке. Когда с самого утра повсюду — по радио и телевизору, из газет, интернета и с уличных плакатов нам твердят, что все и каждый в отдельности кого-то любят и сегодня уделят друг другу больше внимания, мы невольно задумываемся о своей любви к одному (или не одному) человеку.

Напоминать людям о любви — дело прекрасное и благородное, поэтому с некоторых пор он признает, что это все-таки важный праздник. Не обязательно всеми любимый. Кое-кто охотно раз и навсегда исключил бы его из календаря, так как в этот день их грусть усиливается, а особенное внимание к такому празднику бередит старые раны и даже вскрывает нарывы, напоминая об одиночестве. Радикальное «раз и навсегда» часто вызвано безысходностью, которая актуальна на данный момент, но, подобно вчерашней газете, через несколько месяцев, недель, а может, и дней устареет. Ведь магия любви состоит еще и в том, что она приходит к нам неожиданно. И это неправда, что первая любовь самая главная. Самая главная, по его мнению, последняя любовь. Но каждая любовь, встреченная на пути к «самой главной», имеет к ней отношение. Он осознал это всего года два назад…

Вот уже несколько лет четырнадцатого февраля он любит бродить по закоулкам своей памяти, в которых живут воспоминания о прошлой любви…

Некоторые из них очень старые. Самое давнее — о Кинге. Длинная светлая коса, перевязанная красным бантом. На переменах в школе он всматривался в эту красную бабочку на темно-синем фартуке. Она была на голову выше его.

Попроси она, он бы носил бы за ней ранец.

Ее бабочка снилась ему по ночам. Она летала над зеленой лужайкой с огромным коконом, набитым чернильницами. Теперь он думает, что этот сон словно сошел со страниц какой-то рукописи Фрейда. После каникул, в третьем классе, Кинга навсегда исчезла из его жизни. Она переехала вместе с родителями в другой город.

В другом уголке памяти живет Марта. Он вставал пораньше и шел в школу окольным путем, чтобы видеть, как она шагает впереди. Писал ей письма печатными буквами, чтобы одноклассники не узнали его почерк, и оставлял в конвертах между рейками скамейки под ее плащом в школьной раздевалке. Иногда, когда в раздевалке никого не было, утыкался лицом в ее плащ. Она была на два года старше, но даже когда окончила начальную школу и перешла в среднюю, он продолжал ходить тем же путем, высматривая ее среди прохожих. Кто знает, обратила ли она хоть раз внимание на маленького мальчика, что тенью следовал за ней попятам…

А еще у него есть воспоминание о Марии. Пока она не бросила его ради другого, он успел поверить, что он с ней навсегда. А она — с ним. В семнадцать лет «навсегда» имеет совсем другой масштаб. Она писала ему письма в стихах, он покупал ей фиолетовые фрезии. Тогда он еще не представлял, что такое «прикоснуться к женщине», но ему казалось, что он прикасается. К единственной женщине на свете. И он действительно прикасался к ее маленькой груди в бюстгальтере под толстым синим шерстяным свитером на лестничной клетке многоэтажки, в которой она жила. Возвращался домой с ощущением этого прикосновения, чувствуя, что влюблен до безумия. Именно тогда он заметил, что любовь сопровождает надоедливая, появляющаяся с каждой мыслью о любимой эрекция. Когда Мария ему изменила, позволив прикасаться к ее свитеру другому, он страдал и скулил, как верный пес, который не понимает, за что его отшвырнул хозяин. С Марией, а скорее, после нее, он понял, что женщины могут причинять нестерпимую боль, а их обещания имеют ограниченный срок действия.