телевизором «Рубин», югославской стенкой с набором хрустальной посуды внутри, хрустальной же люстрой на потолке, коврами на полу и на стене. Но богатство не принесло счастья обитателям этого нескромного жилища.

В центре стола возвышался небольшой фотопортрет в рамке, перехваченный чёрной лентой. Милое женское лицо, совсем не старое. Теперь — мёртвое.

— Не шумите только, — добавил Бекетов. — Я Гришу уложил, пока тёща не пришла. Пусть поспит последнюю ночь, не зная, что его мама…

Голос дрогнул. Мужчина не рыдал, не заламывал руки, был бледен и спокоен, между фразами блеклые губы сжимались в линию, у широких скул перекатывались желваки. На чисто выбритом лице краснел свежий порез.

— Так вы… — догадался Лёша.

— Побывал в треклятом гастрономе. Потому что София упёрлась — ма-а-ма придёт, нужен майонез на салатик. Майоне-ез! — название продукта он произнёс как ругательство, и лейтенант подумал, что человек сейчас сорвётся. Но тот судорожно сглотнул, отчего кадык дёрнулся над воротом зелёной футболки, и взял себя в руки самым буквальным образом — обхватив ладонями плечи. — Сходил бы я сам, но она не согласилась — вдруг не то возьмёшь! Я — с ней, боялся — толкнут. Она два месяца лежала в седьмой на сохранении… Два месяца лежала…

Лейтенант и капитан украдкой переглянулись. Значит, в семье Бекетова оборвалась не одна — две жизни. И порез на лице не из-за бритвы.

— Евгений Михайлович, не знаю, что сказать. Может, вам чем-то помочь?

Вдовец мазнул взглядом по лицу участкового.

— Бытовые вопросы решу сам. Сам. От вас нужна одна помощь — найдите убийцу.

— Нам сообщили, что просто взорвался баллон, оставленный сварщиками… — начал Лёха и примолк, чувствуя, что молотит чушь.

— Да, так решено сообщить. В газетах не будет ни слова о жертвах, чтоб избежать пересудов и паники. Но эксперты нашли остатки электронного устройства. Возможно — от дистанционного взрывателя. И вообще, сварочные баллоны сами по себе не взрываются. Если бы случилась утечка ацетилена, там бы воняло хуже чем в сортире. Я был в магазине — никаких особых запахов.

Вот почему Папаныч так взвился, когда я брякнул про теракт, догадался Лёха.

— … Это был террористический акт, — припечатал Бекетов. — Погибла моя жена и нерождённый сын. КГБ ищет. Но если они не найдут виновного, дело спустят на тормозах. Есть же официальные ответственные — сварочная бригада, оставившая баллон с карбидом в торговом зале, и заведующая, допустившая торговлю при наличии небезопасного соседства.

— А подрывник, уверившись в своей безнаказанности, совершит новый теракт, — подлил масла в огонь Говорков.

— Да! В КГБ, конечно, работают профессионалы. Но — слишком высокого полёта. Вы ближе к земле, знаете местность, людей. Наверняка что-то раскопаете быстрее. Если от меня нужна какая-то помощь… Гаврилович, вы в курсе.

— За предложение помощи — спасибо, — согласился Лёха. — Пока она нужна только в одном. Вы — человек заметный, мне капитан сказал. Получается, зашли в торговый зал, и кто-то нажал кнопку портативного передатчика. Хотели убить персонально вас, замаскировав под теракт?

Бекетов отрицательно дёрнул головой.

— У меня нет врагов. Во всяком случае — таких, кто хотел бы меня убить.

Их разговор прервал заспанный мальчишка, вышедший из спальни.

— Папа! Я есть хочу. Мамины котлетки ещё остались?

Отец постарался закрыть собой портрет с чёрной полоской.

— Идём на кухню. Конечно, сынок, сейчас покушаешь.

Не прощаясь с ним, оба офицера попятились в прихожую, а оттуда к лифту.

— Гаврилыч! Представь, каково это — кормить ребёнка котлетой, зная, что женщина, их нажарившая, лежит в морге и больше никогда ничего не приготовит?

Тот только шинельными плечами пожал. Что на это скажешь…

Глава 4

На прощанье Марьсергевна шепнула: где комитет комсомола университета знаешь, заходи.

Егор с готовностью кивнул, хоть понятия не имел, где находится сам университет. Ровно так же не представлял местонахождение общежития и лихорадочно соображал, как выяснить. Отколоться от спутников, спросить у прохожего где БГУ, там наплести о поисках родственника, получившего койку в студгородке…

— Пошли, что ли? — спросила Варя. — Ты же на Машерова живёшь в общаге номер четыре, где и все иногородние юристы? Точно! Я тебя видела. Как-то не обратила внимания.

— А сама ты — с юрфака?

— С филфака. Только не говори, что не знаешь комнаты филологинь на четвёртом этаже. Ваши постоянно туда бегают, когда свербит.

— Пошли.

Они помахали остальным членам группы и направились на противоположную сторону Привокзальной площади, отмеченной двумя высокими прямоугольными башнями в типичном стиле сталинского ампира.

— Пешком?

— Если ты великий спортсмен, то можешь и пешком. Я девушка хрупкая.

Егор мигом отобрал у неё пакет с московскими покупками, нетяжёлый. Вообще-то он чувствовал какую-то непривычную лёгкость в новообретённом теле, оно находилось в лучшей форме, чем прежнее.

— Ну, поехали.

— Только надо вспомнить, какие троллейбусы идут на Немигу. Проспект раскопали. Вот построят метро — добираться будет легче.

Егор как губка впитывал каждое слово. Немига? Метро?

В прошлой жизни достал бы смартфон и мигом восполнил пробелы, узнал, где университет и юрфак, зашёл бы на сайт юрфака и вычислил свою группу, нашёл однокурсников в соцсетях… Без интернета остался всё равно что слепым.

Слепые развивают оставшиеся органы чувств. Настолько, что практически «видят» ушами. Он же мучается без трубы и доступа в Сеть менее суток. Не приспособился.

Спутники по московскому вояжу были почти не знакомы раньше, прежний Егор если и пересекался с ними по комсомольской работе, то эпизодически. Всё равно обратили внимание на замкнутость и молчаливость. Лишь Мюллеру перемена в нём пришлась по душе.

А в своей группе? Он не знает студентов в лицо и по имени, хоть вместе как бы пятый год. Тот Егор был «комсомольский вожак», то есть массовик-затейник общественных мероприятий. Новый Егор не знает номера группы. Преподавателей в лицо. Аудиторий для занятий. Инопланетянин!

Что-то, конечно, выхватит из случайно оброненных фраз. Но на прямой вопрос об общеизвестных вещах или вообще не даст ответа, или сморозит чушь.

Сели в троллейбус.

— У тебя есть талончики? У меня кончились. Давай мелочь, передам водителю.

По случаю раннего утра салон был почти пустой, холодный. Пар от дыхания замёрз на стёклах, сделав их непрозрачными. Зато минский транспорт оказался дешевле московского метро, талончик стоил 4 копейки. И, конечно, очень удобно, что российские рубли не