— Я все еще устраиваю прогулки, — сказала Хуана. — Встаю чуть свет. Таким образом избегаю грубых взглядов офицеров и сочувствия дам. Но если настаиваешь, Маргарида, у меня нет сил противиться дольше.

Она покорно последовала за подругой к лестнице. Они сели в тени лимонного дерева; служанка поставила между ними столик с соблазнительно уложенными фруктами, холодным мясом, оливками и орехами.

— Тебе нужно поесть, — сказала Маргарида. — Мне сказали, ты почти ничего не ешь.

— Не могу, — ответила Хуана. — Теперь я подавлюсь одной оливкой.

— Ради ребенка, которого носишь, ты должна есть, — снова сказала она. Взяла сочный персик и отрезала от него ломтик для Хуаны, та беспомощно улыбнулась и стала медленно есть.

— Не знаю, как ты можешь командовать мной, будто ребенком. Никто не мог этого, Маргарида. Даже отец.

— Кому-то пора, — ответила Маргарида, отрезая ей еще ломтик персика.

— Когда ты вернулась ко двору? — спросила Хуана, откладывая второй ломтик в сторону. — Ты говорила мне, что решила удалиться от всех этих фривольностей. Я думала, что ты к этому времени примешь постриг.

— Вскоре после того, как ты ушла из монастыря, чтобы выйти замуж. Один из родственников мужа подыскал мне эту должность, и вскоре после этого я вернулась ко двору как придворная дама принцессы Констансы.

— Почему ты передумала?

— Отчасти из-за тебя. Когда ты ушла, унесла с собой всю свою живость и энергичность, я почувствовала себя в монастыре заживо погребенной. Внезапно вновь захотелось общества и возможности разговаривать с другими такими, как ты.

— Но ты была счастлива у сестер, — сказала Хуана, недоуменно хмурясь. — Во всяком случае, более счастлива, чем я.

— Нет, — заговорила Маргарида. — Моего мужа не стало; сыновей отправили учиться быть мужчинами. У меня не было места при шотландском дворе, не было никого, кто нашел бы мне мужа-шотландца, и я решила, что не могу возвращаться домой. Бросилась к сестрам, решив спокойно умереть под их попечением. Но потом появилась ты, похожая на пропащего воробышка, занесенного туда бурей и нуждающегося в утешении. Помогая тебе, я обнаружила, что снова радуюсь жизни. Ты спасла мне жизнь, Хуана, и я намерена ответить тебе тем же, хочешь ты того или нет. Кстати о пропащих воробьях, ты сегодня выглядишь особенно похожей на воробышка для столь раздавшейся. Что-нибудь стряслось? Я имею в виду, кроме того, о чем я слышала.

— Ничего неожиданного, — ответила Хуана снова безжизненным голосом.

— То есть?

— Сегодня управляющий провинцией прислал мне письмо, где говорится, что он внимательно рассмотрел обвинения против моего мужа и сожалеет, что не может вмешаться в ход правосудия.

— Этот человек скотина, — сказала Маргарида. — Я могла бы рассказать тебе о нем кое-что — но не стану. Не сейчас. Что собираешься делать?

— Маргарида, что я могу? — спросила Хуана. — Я делала все, но ничто не помогло.

— Тебе нельзя сейчас сдаваться. Где твое мужество, воробышек? Я окажу тебе помощь, если смогу, но сперва ты должна кое-что мне доверить. — Маргарида понизила голос. — Мы здесь одни, если будем разговаривать негромко, нас не смогут подслушать. Теперь скажи мне, что с Арнау? Где он?

Хуана покачала головой.

— Надеюсь, где-нибудь в безопасности. Я даже не знаю, жив ли он.

— Правда не знаешь где?

— Маргарида, если б знала, то отправилась бы к нему и села подле него, пока он бы не поправился или умер у меня в объятьях. Но если я поеду к нему… — Хуана приумолкла. — Сейчас я для него источник опасности. Я не могу ускользнуть отсюда незаметно.

— Я слышала, он был в тюрьме, — спокойно сказала Маргарида. — И, полагаю, совершенно несправедливо. — Пристально посмотрела на подругу. — Слышала также, что какая-то смелая душа устроила ему побег.

— Это правда, — сдержанно сказала Хуана.

— Не беспокойся, воробышек, — сказала Маргарида. — Я не стану ни с кем говорить об этом. Не знаю, кто организовал его побег, но знаю лишь одну женщину, обладающую мужеством сделать это и практичностью, чтобы сделать это хорошо. Что получилось не так?

— Я не могла организовать все сама, — покорно ответила Хуана. — При данных обстоятельствах была вынуждена полагаться на доверенных слуг. Кто-то проговорился. На Арнау напали по пути из города.

— И, говорят, сильно покалечили.

— На сей раз говорят правду.

— Скольким слугам ты доверилась? Многим?

Хуана покачала головой.

— Двоим. Одному бы я доверила свою жизнь. Если он предал Арнау, тогда в мире не осталось правды и честности. Что до второго — Арнау ему очень доверяет. У меня нет причин сомневаться в этом слуге, однако я в нем менее уверена. Само собой, одного из тюремщиков, которых мы подкупили, мог подкупить и кто-то другой, чтобы он нас предал.

— Но кто настолько ненавидит Арнау, чтобы подкупать тюремщика? Думаю, ты уже хорошо ему заплатила, возможно, пообещала еще, если он останется верен слову. А ты ведь до сих пор считаешься богатой женщиной. Так ведь, Хуана?

Пропустив мимо ушей последний вопрос, Хуана покачала головой.

— Да, он получил хорошие деньги и обещание еще крупной суммы, если побег окажется удачным. И я не знаю, кто его враг, — устало сказала она. — Знаю только, что мой муж почти что мертв. Если он поправится, его обнаружат, будут судить и казнят раньше, чем я смогу вывезти его из этой страны. Я обратилась к управляющему провинцией, Маргарида. И зная не хуже тебя, что он собой представляет, предложила ему золота — много золота. К моему голосу он явно глух.

— Насчет голоса я могу поверить. Наш благородный управляющий провинцией, Угет, всегда глух к голосам женщин. Но золото — это меня удивляет. Золото звучит для него как голос матери для младенца. Думаю, он и его друзья пойдут на почти что угодно, дабы еще больше обогатиться. Должно быть, он считает, что ему выгоднее отвергнуть твое ходатайство, чем прислушаться к нему.

— Ты хочешь сказать, что кто-то предложил ему больше, чем я?

— Можешь найти другую причину отвергнуть твое ходатайство и твое золото? Придется обращаться за помощью к кому-то другому.

— К кому еще я могу обратиться? К дяде его величества принцу Пере? Он не знает меня и, боюсь, не доверяет Арнау.

— Я напишу ее величеству, — сказала Маргарида. — А принцесса Констанса, когда приедет, напишет своему царственному папе.

— Боюсь, Маргарида, будет слишком поздно. Мой муж вполне может оказаться уже мертвым.

— Мы примем меры, — твердо сказала донья Маргарида.

Пообедав в своей комнате, Хуана снова вышла на воздух. Хотя она не могла выносить пустой фривольности разговора дам, по-прежнему живших во дворце, одиночество было не лучше. Встреча с Маргаридой пробудила в ней желание общаться. Но Маргариды нигде не было. Хуана села в маленьком дворе; послеполуденная жара и бессонные ночи привели ее в дремотное состояние. Она закрыла глаза и попыталась на краткое время забыть обо всем, что отняла у нее жизнь.